Скажи «нет»

— Всё не настолько плохо, Мина Максимовна, — врач подскочил ко мне. Он хватает мою руку, принимается считать мой пульс. — Такое бывает. Не всё ещё потеряно. Иногда в подобных случаях происходит всплеск, и пациент приходит в себя.

— То есть, есть вероятность, что мама очнётся? — Я сглотнула.

— Да, такая вероятно есть, но…

— Либо очнётся, либо… — я не договорила, воздух перестал поступать в лёгкие.

— Дышите, — нечётко слышу голос врача, словно он где-то далеко, — дышите. Мина, Максимовна, придите в себя! Я понимаю, что для вас это шок, но вы должны собраться.

— Когда это началось?

— Первый скачок случился где-то полгода назад. Такое бывает. Мы оповестили Максима Сергеевича, он попросил не говорить вам, чтобы не расстраивать.

— Не расстраивать, значит? — ехидно переспросила я.

— Ваш отец заботится о вас и…

Я хмыкнула. Я была другого мнения о его заботе.

— Так или иначе, — продолжал Владимир Петрович, — случаи стали повторяться. И последние месяцы случаются ещё чаще.

Вот теперь всё в моей голове разложилось по полочкам. Сейчас я с уверенностью могу сказать, почему отец так торопил со свадьбой, и ещё откуда взялось это желание стать дедушкой.

Теперь мне всё понятно!

Он не боялся того, что я заработаю достаточно, чтобы самостоятельно обеспечивать её лечение. Отец знал, что мама не будет долго находиться в таком состоянии. Она либо очнётся, либо… я не буду об этом думать, чтобы мои мысли не материализовались.

В любом из этих двух исходов я перестану ему подчиняться. Я была права, когда думала, что ему нужен новый пленник, вот только причины были иные.

Спрашивать что-то с врача — бесполезно. Поэтому спустя минут пять я вновь вхожу в палату. Сиделка быстро соскакивает со стула при виде меня.

— Выйди, — приказ.

— Но, Мина Максимовна… — заблеяла она.

— Ты глухая? Я сказала: выйди.

Но сиделка не шелохнулась, лишь её глаза забегали по палате.

— Я что, непонятно говорю? — Мой голос сейчас больше напоминает шипение змеи. — Выйди. Я хочу побыть с мамой наедине.

— Только недолго, — пропищала сиделка, юркнув мимо меня, скрывшись за дверью.

Я сжала кулаки, напоминая себе, что я сильная. Я стиснула челюсть, подходя к её кровати.

Я не заметила особых перемен, по крайней мере, в её внешности. Лишь только вокруг неё стало больше аппаратов, видимо, чётко следивших за малейшими изменениями в её состоянии.

— Мама, — выдыхаю я, чувствуя, как в горле образовывается огромный комок, — говорят, что твоё состояние нестабильно. Почему?

Она молчит в ответ, собственно, как и все эти два года.

— Ты ведь хочешь очнуться, не так ли? — Я стараюсь улыбнуться, несмотря на то, что глаза уже наполнились слезами. — Ты просто хочешь быть рядом со мной? — Я шмыгаю носом, мои губы дрожат, не позволяя мне говорить без пауз. — Ты же знаешь, я бы всё отдала, лишь бы ты встала. Я бы пошла на все его условия, если бы это помогло тебе прийти в себя. — Я пытаюсь вдохнуть носом, но он забился, поэтому приходится дышать ртом. — Я хочу, чтобы ты была сейчас со мной рядом. Я хочу, чтобы ты видела, как я счастлива. Влад… он мой муж, и мы теперь вместе…

Я невольно улыбаюсь, вспоминая о нём. Перед глазами встаёт его образ: он смеётся.

— Он хороший, мама. Он очень заботится обо мне. Видела бы ты, как нежно он меня обнимает, как разговаривает со мной. — Я выдерживаю небольшую паузу. — Я рассказала ему, мама. Сказала, что это я — Инна Свободина. Я знаю, ты всегда ненавидела это имя, — я усмехнулась, вспоминая, как она ворчала всякий раз, когда отец так обращался ко мне. — Но Владу очень нравятся мои картины. Особенно те, на которых изображена волчица…

Мой голос сорвался, слёзы потекли по щекам, но я даже не пыталась их остановить.

— Ты обязана увидеть их. Ты должна очнуться, я больше не могу так.

Я зажмурилась: глаза защипало. Дрожали уже не только губы, но и вся я. Мне вдруг стало так холодно, словно на улице зима, а палату не топили.

Я касаюсь её руки: она тёплая, но неживая, словно уже окоченела, но кровь ещё не успела остыть. Это пугает меня: я одёргиваю руку.

— Мама, пожалуйста, очнись! Не бросай меня! Я не хочу оставаться с ним наедине. Я не хочу, чтобы у меня оставался только отец. Он меня не любит, ты же знаешь. Ему всё равно, что со мной. Сейчас со мной только Влад. Да, он рядом, но надолго ли? Насколько хватит его любви? Мама, пожалуйста…

Я выбегаю из палаты — не могу больше смотреть на её обездвиженное тело. Она не реагирует, не подаёт никаких сигналов — это невыносимо.

* * *

Успокоиться я смогла только тогда, когда добралась домой.

Я сняла кроссовки, отшвырнула джинсовую куртку, сразу поднимаясь на второй этаж: мне срочно нужно было выплеснуть свои чувства. И я знаю только один беспроигрышный вариант. Вчера я не заперла свою коморку. А смысл? Её больше не от кого прятать.

Я скинула холст на пол. Моё сердце кровоточит сейчас по совсем другим причинам. Я беру в руки палитру, сразу останавливаясь на любимых цветах моей мамы. Розовый, цвет морской волны, сочной зелени весенний травы.