СКАЖИ САМА…

– Наверное…, я думаю… – И уже твердым голосом проговорила:

– Я уверена, это оттого, что рядом со мной человек, который меня понимает, которому я небезразлична, который готов помочь мне…

Рейф понимал, как тяжело далось ей признание. Она, конечно, знает, что кошмары могут вернуться, да и он не может ей обещать, что они исчезли навсегда. Но, как бы там ни было, они справятся с этим. Вместе.

– Минуту назад ты выглядела почти рассерженной. Тебе жаль, что сны ушли?

– Нет, конечно. Я вовсе не хочу переживать до бесконечности одно и то же. Но я не хочу забывать. Не могу. Не должна!

– Поэтому ты не хочешь простить себя, Валентина?

Интуитивно он угадал: она боится, что со временем смерть Дэвида сотрется из памяти и станет просто одной из неудач, неизбежно случающихся при ее работе.

– Не знаю, – призналась она. – Возможно.

– Простить себя – не значит забыть, Валентина. Это не умаляет утраты. Бессмысленно думать, что, бесконечно казня себя, ты убережешь все в памяти. Она останется с тобой, в твоей дальнейшей жизни.

– Как ты можешь об этом говорить? Ты ничего не знаешь. Не знаешь ни кто такой был Дэвид, ни что он для меня значил, ни как и почему умер. – Она отняла у него руку и резко отвернулась, пытаясь хоть немного собраться с силами.

– Я действительно не знаю всего этого. Но надо быть полным дураком, чтобы не понять, что ты любила его. Надеюсь…

– Боже, какой же ты умный и догадливый, Рейф Кортни! Как невероятно повезло "Маккаллум интернэшнл", что у нее во главе стоит такой прозорливый человек.

– Надеюсь, – спокойно продолжал Рейф, словно не замечая горечи и сарказма ее слов, – что в один прекрасный день ты сама мне все расскажешь. И что когда-нибудь ты простишь себя и сможешь снова начать жить.

– Мне нет необходимости что-либо рассказывать, – взорвалась она. – Ты почти наизусть выучил мое досье и прекрасно знаешь, что и где я делала, когда пришла к Саймону. Время и место вычислить не так уж трудно. Подними газетные архивы, отчеты полиции и морга. Все детали этой печальной истории предстанут перед тобой как на ладони.

– Безусловно, я мог бы, да и теперь могу, это сделать, – невозмутимо согласился Рейф, – но не буду.

– А почему, позвольте спросить? Или тебе доставляет удовольствие мучить меня ради удовлетворения пустого любопытства? – Вот теперь она действительно рассердилась. Ее всю трясло. – Да как ты смеешь копаться в моей душе, Рейф Кортни? Что тебе до моего прошлого? Видеть тебя больше не хочу! – Валентина резко развернулась и бросилась прочь.

Она была так прекрасна в своем гневе – глаза горят, щеки раскраснелись, волосы разметались по плечам, – что у Рейфа даже дух захватило от восхищения и нежности. Надо было удержать ее. Теперь или никогда.

– Постой, – властно приказал он, в последний момент схватив ее за руку. Притянув ее к себе, он нежно добавил:

– Пожалуйста. Не уходи, не отталкивай меня. Я приехал вовсе не для того, чтобы сердить тебя. Обещаю больше ни о чем не спрашивать.

Вся злость, вся решимость убежать моментально куда-то испарились. У нее больше не было ни сил, ни желания сопротивляться его властному тону, нежным рукам, страстным поцелуям, которыми он осыпал ее лицо и шею. Слишком долго она была одинока и несчастна. Да и сколько можно обманывать себя? Она хотела этого сильного красивого мужчину, хотела, чтобы он был рядом. И все-таки, в последнем порыве вернуться к таким привычным скорби и одиночеству, прошептала:

– Не надо, все равно ничего у нас не получится…

– Получится, – по-прежнему не отпуская ее, проговорил Рейф. – Я знаю, как тебе трудно. Но, пожалуйста, дай мне шанс. Позволь мне быть рядом с тобой.

Он взял ее на руки, пронес через сад в дом и первый раз за эти дни переступил порог ее спальни. Но тут решение должна была принять она. И, повинуясь давно уже тлевшему и разгоревшемуся сейчас с неистовой силой желанию, Валентина сама уже притянула его к себе и прошептала:

Возьми меня. Возьми меня прямо сейчас.

Слегка отстранившись, он пристально посмотрел ей в глаза.

– Я не Дэвид, О'Хара.

Валентина медленно, как во сне, подняла руку и провела пальцами по его щеке, губам, подбородку, словно изучая его.

– Я знаю, Рейф. Господи, помоги мне, я это знаю.

– Я люблю тебя, – только и смог сказать он в ответ. – Я знаю место, где тебе будет хорошо.

– Правда? – Валентина обняла его и, улыбнувшись, заглянула в лицо.

Они стояли у окна нагие, наблюдая, как медленно садится солнце и день постепенно превращается в вечер.

– Золотые пляжи тянутся там на мили. Днем море теплое, ласковое, такого же небесно-голубого цвета, как твои глаза. – Он на минуту прервался и, не удержавшись, начал целовать ее томные, усталые, но такие счастливые глаза, потом призывно раскрывшиеся губы и гибкую прекрасную шею. – А ночью в море отражаются миллионы звезд, блестя на воде как бриллианты. Ветер весело шелестит там в пальмовых листьях, и солнце всегда теплое и нежное, как поцелуй ребенка…

– Рай земной?

– Да, Эдем.

– Эдем? – повторила она. – Так ты не шутишь?

Они опять замолчали и стали целоваться, не в силах оторваться друг от друга.