СКАЖИ САМА…

Но упрямому, своенравному Шотландцу понадобилось какое-то время, чтобы признать это, и еще больше времени, чтобы завоевать леди. Но никто из них с тех пор об этом не пожалел. Патрик, если бы мог, сделал бы все, чтобы вернуть Джордане зрение, но только ради нее, а не ради себя. Что же касается Джорданы, она не любила бы Патрика так сильно, если бы он не был таким трудным и упрямым большим медведем.

– "Солнечная девушка", – задумчиво прошептала Валентина. – Портрет – история любви.

Рейф утвердительно кивнул, еще раз поразившись, насколько верно и тонко она все чувствует.

– История любви…, пожалуй что так. Все годы, что я их знаю, они ни разу не изменили этому чувству. Готов поставить свою жизнь, что и в будущем никогда не изменят.

Задумавшись, он умолк, ибо можно было бесконечно продолжать эту повесть о любви и чести, но и сказанных слов было достаточно.

В глазах Валентины читалась печаль, но в сердце она чувствовала только радость за женщину, которая смогла отдать свое сердце раз и навсегда. Любовь которой была счастливой и вечной, какой у нее никогда не было. И никогда уже не будет.

– Ты прав, я вижу, что ее сердце так же прекрасно, как и ее лицо. Никто не заслуживает счастья больше, чем Джордана.

– Никто?

– Ужасно жаль, но мне это не дано, – отстранившись от него, прошептала Валентина, прежде чем он успел обнять и утешить ее.

Рейф шагнул к ней, но не дотронулся до нее.

– Чего тебе не дано, любимая?

– Мне не дано любить вечной любовью, как любит Джордана. Она достойна своего счастья.

– Достойна? – Он нахмурился, удивленно приподняв бровь. – Разве не все достойны счастья?

– Полагаю, что нет.

– Значит, ты полагаешь, что недостойна того, что ты чувствуешь? – Она ничего не ответила, и он продолжал:

– Разве это не любовь? – Видя, как она вздрогнула, он придвинулся к ней вплотную, взгляд его пылал. – Или ты хочешь сказать, что не любишь меня?

Валентина отступила. За ее нарочито легким тоном явственно слышалась душевная боль:

– Я никогда не говорила, что люблю тебя.

– Но я же не идиот. Ты не того сорта женщина, чтобы спать с человеком, которого не любишь. – На губах его появилась легкая улыбка, но глаза оставались серьезными. – Это любовь, любимая. Настоящая и навсегда.

– Нет! – Она отступила еще на шаг. Он снова придвинулся. Как никогда, он походил сейчас на крадущуюся в джунглях пантеру.

– Нет? – Подняв руку, он коснулся ее щеки, но тут же снова опустил ее, и та непроизвольно сжалась в кулак. – И ты будешь лгать мне и говорить, что я ошибаюсь?

– Дело не в том, что я чувствую или чувствовала. Дело в том, кто я. Кем буду всегда. – Валентина подняла его руку и, разжав стиснутый кулак, вынула скомканную записку. Даже не взглянув на нее, словно ей было доподлинно известно, что там написано, она медленно заговорила:

– Вот содержание моей жизни. Если я осмелюсь это забыть, что почти и произошло со мной сегодня, телефон всегда зазвонит, принося весть от Саймона. И я пойду туда, куда он приказывает. Потому, что так нужно. Потому, что я должна.

– Будь я проклят, если ты это сделаешь! Валентина даже не стала ему возражать.

– Сегодня утром, когда я проснулась, все казалось так чудесно. Так легко было следовать советам Джеба и оставить прошлое в прошлом. Но тут раздался этот звонок…

– И вот так легко ты готова забыть все, что произошло между нами? Ты что, собираешься всю оставшуюся жизнь искупать одному Богу ведомо какие грехи?

– Совсем не легко. Никогда не было легко. А теперь, когда ты вошел в мою жизнь…

– И все-таки ты идешь.

– …будет только тяжелее, – продолжала она, как будто не слыша его.

– Но ты все-таки идешь. – Рейф тоже не собирался отступать.

– У меня нет выбора.

Запустив руку в волосы, он пристально посмотрел на нее, словно желая проникнуть в самую глубину ее души.

– Тогда, – мрачно проговорил он, – может быть, пришло время рассказать мне, что за смертный грех ты совершила, за что должна расплачиваться всю оставшуюся жизнь?

– Наверное, пришло.

Взмахнув рукой, но не решившись дотронуться до него, она указала на кресла возле маленького столика. Они сели, в воздухе повисла тягостная тишина. Валентина чувствовала, что не может заставить себя посмотреть ему в лицо Слишком страшно было прочесть осуждение в глазах, в которых только что светилась любовь. Нервно теребя грубую ткань шорт, она попыталась улыбнуться и начала быстро и сбивчиво говорить:

– Забавно, но я уже давно знала, что этот день когда-нибудь придет. Много раз я в уме повторяла и повторяла то, что должна сказать, пока точно не решила, как все будет. А сейчас даже не представляю себе, с чего начать.

– Начни с Дэвида. С него все началось, и в нем все и дело – разве нет?

– Конечно. Ты прав…

– Дэвид и ты.

– Да. Дэвид и я, и знойный день в середине августа. – При этих словах страшное воспоминание всплыло у нее в голове, поглотив ее целиком. – Мы были командой, лучшей в подразделении. Дэвид, как правило, был ведущим, а я прикрывала его. – Улыбка, которую она пыталась из себя выжать, была холодной и жесткой. – Можно сказать и точнее: он был приманкой, а я – охотником.

– Лучший снайпер.