Скажи смерти «Да»

И сама повела его в постель. Ощущение было такое, будто занимаюсь сексом с роботом — точнее, не с роботом, а со сделанным под человека киборгом, не ведающим, в отличие от живого существа, усталости. И дальше так было какое-то время, но я постепенно вносила что-то новое — например, когда накупила всяких секс-игрушек и чуть не потеряла сознание, когда он, заинтересовавшись, заковал меня, и заткнул рот кляпом, и хлестал, и насиловал потом. Чем дольше мы были вместе, тем больше нового появлялось, потому что я сама жутко хотела разнообразия, не от скуки — из интереса.

И вот добилась-таки своего: после ночи разнообразия заснула за рулем. Но ночь стоила того, чтобы не спать, это точно. Закуривая, чтобы не заснуть (ненавижу курить за рулем, сигару надо смаковать, ни на что не отвлекаясь, но сейчас это вынужденная мера, да и тоненькую панателлу даже в машине курить удобно), и вспоминаю, не отрывая глаз от дороги, как огромный раскаленный член входит в меня медленно-медленно, продвигаясь внутрь по миллиметру, и так же медленно выходит. Я от этой растянутости начинаю дрожать, и дрожь переходит в конвульсии, в эпилептический припадок с битьем головой о кровать, а стоны переходят в крики, и хочется и не хочется одновременно, чтобы он делал это сильнее, быстрее и глубже, чтобы перестал дразнить, — а он именно дразнит, чередуя медленные входы с быстрыми, меняя и ломая темп, не давая приспособиться, не давая возможности угадать, что будет дальше. Кажется, что я умру сейчас, что сердце разорвется от напряжения и бессилия, от все усиливающихся припадочных рывков, что лопнет все набухшее и тяжелое внизу — которое, после приходящего наконец взрыва, извергает обильную лаву, в которой я и обнаруживаю себя, приходя обратно в сознание. И тут же все начинается сначала — до тех пор, пока он не сознает, что я и вправду больше не выдержу и что надо дать мне небольшую передышку.

Потом я беру инициативу на себя — и отдаю должное тому, что с каждым разом он все выдержанней. Раньше особо подразнить его не удавалось — он мог схватить меня, скомкать в сильных руках и заставить кончить в три движения, кончая вместе со мной. Но потом потерпеливее стал — и я с удовольствием сажусь на него сверху, привставая так, что от гигантского члена во мне остается какая-нибудь десятая часть сантиметра, и не спеша скользя обратно, к его основанию, и смотрю при этом ему в глаза, видя в них наслаждение и с трудом обуздываемое желание схватить меня и изнасиловать. Тут только собственная воля может его удержать, никакие наручники не помогут — а уж белый шелковый шарф, используемый героиней нашей знакомой Шэрон Стоун в “Основном инстинкте”, просто на нитки разлетится от одного его рывка.

Вот так ночь и прошла, оставив незабываемые воспоминания о себе и ожидание повторения. Но ждать придется долго — три недели. Целых три недели. Или…

Ну нет, нет. Я же американка, а Америка — страна оптимистов. Тут по-другому не выжить, тут с детства приучают после падения вставать на ноги и не помнить неудач. Так что выскользнувшее откуда-то слово “вечность” кидаю обратно туда, где ему и место — за окно “Мерседеса”. Но ветер вносит его обратно, и оно летает по салону, шепча еле слышно, что кто знает, увижу ли я еще Юджина и если да, то когда…

Двадцать четвертого он позвонил в последний раз, накануне вылета в Москву. Я еще подумала, что Рождество через месяц и до Рождества он должен вернуться — сам же сказал про две или три недели Другое дело, что это будут три недели без разговоров, без телефонных звонков, — но изменить все равно ничего нельзя. Вот условий наставил, великий конспиратор. Но он всегда такой — он и во время нашей тихой и мирной жизни в Москву звонил только с уличных телефонов, и то редко, раз в две недели. И Яше, как правило, так же звонил. Тот даже нашего домашнего телефона не знал, только мобильный Юджина. Кореец мне, заодно, подсказал, что надо сделать так, чтобы номера моего домашнего не было в телефонном справочнике, — и я послушалась. Заплатила за эту услугу, среди богатых людей и звезд шоу-бизнеса весьма распространенную, и домашний телефон никому не даю — все на мобильный звонят. Да и кто все: Мартен, да еще пара человек со студии, да несколько голливудских знакомых, человек десять всего.

Когда повесила трубку, подумала, как пусто в доме в отсутствие Корейца. Не то чтобы он постоянно был на глазах — знал, что я люблю побыть одна. Поэтому он то в компьютер играл, то видео смотрел, то тренировался, но всегда был в досягаемости. А теперь он так далеко, что и позвонить ему нельзя: в Москве. В той самой Москве, возвращаться в которую ни он, ни я никогда не собирались.