Скажи смерти «Да»

Вечером накрыла на стол, как положено, подарки положила под елку, вышла к бассейну с порцией виски. Пасмурно на улице и достаточно прохладно. И вода в бассейне неподвижная, застывшая, напоминающая кусок голубой пластмассы, какая-то неживая, да и сам он похож на аквариум. Может, потому что ветра нет? Градусов пятнадцать сейчас по Цельсию — для обитателей богатых кварталов Лос-Анджелеса самое время надевать меха. Очень эффектное зрелище — молодящиеся старухи-миллионерши в горностаях и соболях, в туфлях на шпильках, с бриллиантами в ушах и на морщинистых шеях, с абрикосовыми пуделями на поводках, прогуливающиеся по своим паркам и газонам. Я этого не вижу, конечно, но достаточно хорошо знаю местные нравы и обычаи и смотрю как бы сквозь забор, а оттуда — обратно, на себя. Смотрю, как сижу, застыв в шезлонге перед бассейном, напоминая фигурку, обитающую в детском стеклянном шаре. Стоит только тряхнуть его — и все придет в движение: заволнуется вода в бассейне, фигурка стряхнет пепел с сигары, поднесет стакан к губам и сделает глоток. И, что самое главное, пойдет снег, которого давно уже не видела и который, теоретически, обязан идти в Рождество.

Не сиделось мне что-то: ожидание — жуткая вещь, особенно когда не знаешь точно, есть ли чего ждать и когда оно закончится, это ожидание. Может, через секунду, а может, и никогда. Не усидела, короче, — оставила записку на столе: “Устала тебя ждать, вернусь поздно. Подарок под елкой. За месяц молчания ответишь. Олли”. Надела сегодня купленное кожаное платье, чуть возбудившись от приятного трения его о голое тело, не признающее белья, накинула шубку — и через несколько минут уже сидела в “Мерседесе”, намереваясь навестить одну дискотеку в Западном Голливуде. Вспоминая, что такое уже было со мной в Рождество два года назад, когда не высидела дома одна и уехала к любовнице. И что, если будет сегодня подходящий вариант, я от него не откажусь. Потому что беспокойство за Корейца сменялось злостью на него же — ведь мог, в конце концов, позвонить в Нью-Йорк, остался же там Виктор этот, Яшин человек, да и другие его люди, которые передали бы мне, что и как. Даже если и произошло что-то, тот же Леший мог бы сообщить, ну не мне — Виктору. Не то ведь выходит, что я могу так вечно ждать и так и не узнаю, что и как. Позвонила бы Лешему, честное слово, но великий конспиратор Юджин никаких записей не ведет, телефонных книжек не имеет — даже если запишет что, потом сжигает. А я за почти два года все номера забыла — хотя помнила когда-то телефоны десятка пацанов твоих, как минимум. А что, я позвонила бы, представилась бы как подруга Корейца — и в конце концов выяснила бы все.

А так, что остается? Лететь в Москву? Но я ведь даже не знаю, где кого искать — ездить по ресторанам да казино, да по ночным клубам в надежде с кем-нибудь столкнуться? Так год может пройти безрезультатно. Может, конечно, остался твой офис — но, честно говоря, не знаю: в последний свой приезд сама я там, естественно, не была, а Корейца не спросила. Идиотская ситуация, короче, — впору звонить собственному папе и просить уточнить, не проходит ли по сводкам оперативным мистер Кан, который, вполне возможно, там сейчас называется совсем по-другому — потому что в Москве сделать документы, которые будут самыми что ни на есть настоящими, ничего не стоит. То есть стоит немного — в последний раз Кореец говорил, что две тысячи, а для него это, естественно, не деньги. Так что не исключено, что убит в первый день после прилета в Москву и похоронен давно некий Иван Иванович Иванов, в котором никто не признал когда-то известного всей Москве криминального авторитета Гену Корейца. Не дай бог, конечно, не дай бог. Но что прикажете думать, с другой стороны?..

Скрещиваю пальцы, разумеется, — это все равно, что по-русски сплюнуть трижды через левое плечо, чтобы не накликать беду внезапной мыслью или словом. И тут же разворачиваюсь, говоря себе, что никуда не поеду, потому что Кореец слово свое держал всегда, а значит, должен сегодня приехать. Он ведь может откуда угодно прибыть, хоть на самолете из Москвы, хоть на машине из Сан-Франциско, хоть на пароходе из Гамбурга — с него станется. И моя задача — дождаться его: что-то подсказывает мне, что все равно не смогу я расслабиться в рождественскую ночь и что честнее по отношению к нему и нашему прошлому будет провести семейный праздник дома.

И провела — поела в одиночестве без особого энтузиазма, а потом с бутылкой шампанского и сигарой просидела часа четыре, к собственному изумлению прилично опьянев. Шампанское о молодости московской напомнило, о подражании Мэрилин Монро, о бесконечных сексуальных похождениях. Правда, там не “Дом Периньон” пила, а “Советское”, но все равно так сладко вспоминалось, что даже заснула одетая в кресле, изнурив себя самоудовлетворением. Уже утром подумала, что ведь не вспоминала ничего тысячу лет, и раз воспоминания пришли, значит, по-настоящему внутри плохо и организм сам их призвал, чтобы расслабить и отвлечь от настоящего.