Оно начало отступать, складывая крылья над этими отвратительными вытаращенными глазами. Тварь уползала вниз под звуки жидкого хлюпанья, от которых мне хотелось блевать. Я спрашивал себя, как, чёрт возьми, нам заставить эту гигантскую буровую вышку опустить крышку, но это взяла на себя Лия. Её голос был хриплым и надломленным… но разве это не губы проступали на месте её изуродованного рта? Я не был уверен, но после того, как повидал столько небывальщины, с радостью в это поверил.
— Закройся именем Лии Галлиен.
Медленно — на мой взгляд слишком медленно — стрела буровой вышки начала опускать люк. Наконец, натяжение троса ослабло и крюк высвободился. Я облегчённо вздохнул.
Лия бросилась в мои объятья, крепко стиснув меня. Я ощутил на шее тепло крови из её нового рта. Что-то врезалось в меня сзади. Это была Радар, задние лапы на полу, передние упёрты в мою задницу, хвост виляет как сумасшедший.
— Как ты узнал? — спросила Лия своим надломленным голосом.
— Из истории, которую рассказала мне моя мать, — ответил я. Что в некотором роде было правдой. Она рассказала её посмертно. — Нам нужно идти, Лия, или придётся искать дорогу в темноте. И тебе лучше прекратить разговаривать. Я вижу, как тебе больно.
— Да, но боль эта прекрасна. — Лия указала на паланкин. — Они должны были захватить по крайней мере один фонарь. У тебя остались спички?
Как ни странно, остались. Мы шли рука об руку к брошенному паланкину, Радар между нами. По пути Лия на секунду наклонилась, но я едва это заметил. Я сосредоточился на том, чтобы добыть какой-нибудь источник света, прежде чем свет от расколовшихся лун полностью померкнет.
Я откинул одну из занавесей паланкина, и там, съежившись у дальней стенки сидел один из членов свиты Элдена, о котором я забыл.
Волосы Петры выбились из-под нитей жемчуга. Её белый макияж потрескался и потёк.
— Ты всё испортил, проклятый негодник!
Слово «негодник» заставило меня улыбнуться.
— Неа, неа, милочка. Палки и камни могут переломать мне кости, но слова никогда не причинят мне боли.
На маленьком латунном крючке в передней части паланкина висело именно то, на что я надеялся — один из торпедообразных фонарей.
— Я была его супругой, слышишь! Его избранницей! Я позволяла ему прикасаться ко мне этими змеевидными отростками, что раньше были его руками! Я слизывала его слюни! Ему недолго оставалось жить, каждый дурак это понимал, и после него правила бы я!
Это не стоило ответа, по моему скромному мнению.
—
Я потянулся за фонарём. Её губы раздвинулись, обнажив заострённые зубы, как у Ханы. Возможно, такова была новая мода при порочном дворе Летучего Убийцы. Она ринулась вперёд и вонзила свои клыки в мою руку. Меня мгновенно пронзила невыносимая боль. Между её сжатых губ полилась кровь. Глаза Петры вылезли из орбит. Я попытался высвободиться. Моя плоть рвалась, но её зубы остались стиснутыми.
— Петра, — сказала Лия. Её голос понизился до хриплого рычания. — Получи-ка это, поганая карга.
Грохот револьвера мистера Боудича, который подобрала Лия, был оглушительным. В засохшем белом макияже прямо над правым глазом Петры появилась дыра. Её голова откинулась назад, и прежде чем она рухнула на пол паланкина, я увидел то, без чего мог бы обойтись: кусок плоти с моего предплечья, размером с дверную ручку, свисающий с острых зубов.
Лия не медлила. Она сорвала одну из боковых занавесей паланкина, оторвала длинный кусок от нижней части, и обвязала им рану. Стало почти совсем темно. Я потянулся в темноту здоровой рукой, чтобы взять фонарь (мысль, что Петра может ожить и вцепиться и в эту руку, была абсурдной, но стойкой). Я чуть не уронил фонарь. Принц или не принц, меня трясло от шока. Рука ощущалась так, будто Петра не просто укусила её, а облила рану бензином и подожгла.
— Зажги фонарь, — сказал я. — Спички в кобуре.
Я почувствовал, как Лия шарит у моего бедра, затем услышал, как она чиркает спичкой о борт паланкина. Я наклонил стеклянный колпак фонаря. Она повернула маленькую ручку сбоку, чтобы выдвинуть фитиль, и зажгла его. Потом она забрала у меня фонарь, и хорошо. Я бы уронил его.
Я направился к винтовой лестнице (хотел бы я никогда больше не видеть ни одной из них), но Лия удержала меня и потянула вниз. Я почувствовал, как её растерзанный рот приблизился к моему уху, и Лия прошептала:
— Она была моей двоюродной бабкой.
— Давай уберёмся отсюда и никогда больше не станем возвращаться, — сказал я.