Сказка

Он больше не был сросшимся, но остались грубые шрамы, которые никуда не исчезнут. Её губы представляли собой заживающие раны, покрытые тёмно-красной коркой. Уродливая язва, через которую она питалась, почти полностью сошла, но её рот никогда не будет полностью подвижным, точно так же, как у Вуди не восстановится зрение, а Клаудия не сможет в полной мере слышать. Я вспомнил слова Стукса: я никогда больше не буду красивым. И королева Лия из рода Галлиенов — тоже, но это не имело значения. Потому что она была прекрасна.

— Я не хотела, чтобы ты видел меня такой, — сказала она. — Когда я нахожусь с людьми — кажется с утра и до ночи — я едва удерживаюсь, чтобы не спрятать лицо. Когда смотрю в зеркало… — Она подняла руку. Я взял её, прежде чем она успела поднести руку ко рту, и решительно положил ей на колено.

— Я бы с радостью поцеловал тебя, если бы это не причинило боль.

Она улыбнулась в ответ на это. Однобоко, но очаровательно. Может быть, потому, что улыбка была однобокой.

«Я всё равно люблю тебя», — подумал я.

— Сколько тебе лет? — Конечно это был нахальный вопрос для королевы, но мне нужно было знать, на какую любовь рассчитывать.

— По крайней мере, вдвое старше тебя. Возможно, ещё старше.

Я подумал о мистере Боудиче.

— Ты ведь не крутилась на солнечных часах, правда? Тебе же не сто лет или типа того?

Она выглядела удивлённой и испуганной одновременно.

— Никогда. Никто не ступает на солнечные часы, потому что это опасно. Когда на Поле Монархов проходили игры и состязания — и это случится снова, хотя сначала предстоит много работы по восстановлению, — солнечные часы были зафиксированы на месте, обездвижены и надёжно охранялись. Чтобы кто-нибудь из тысяч пришедших в те дни не поддался искушению. Они очень старые. Как-то раз Элден сказал мне, что они находились там ещё до основания Лилимара, и даже до самой мысли о возведении этого города.

Услышав это, мне стало не по себе. Я наклонился и погладил свою собаку, которая свернулась калачиком у меня между ног.

— Радар побывала на них. Это основная причина, по которой я пришёл сюда, потому что она умирала. Как ты, наверное, знаешь от Клаудии.

— Да, — сказала Лия, и наклонилась, чтобы тоже погладить Радар. Радс сонно посмотрела на неё. — Но твоя собака — животное, она не подвержена дурным наклонностям, что таятся в сердцах каждого мужчины и женщины. Наклонности, которые погубили моего брата. Думаю, в твоём мире они тоже есть.

Я не мог с этим поспорить.

— Ни один член королевской семьи не пошёл бы на это, Чарли. Часы меняют разум и сердце. И это ещё не всё.

— Мой друг мистер Боудич воспользовался ими, но он не был плохим человеком. Вообще-то, он был хорошим.

Это правда, но, оглядываясь назад, я понял, что это не совсем правда. Справиться с замкнутостью и раздражительностью мистера Боудича было нелегко. Нет, почти невозможно. Я бы сдался, если бы не моё обещание перед Богом (Богом моего понимания, всегда говорят люди из группы АА моего отца). И я бы никогда не познакомился с ним, если бы он не упал с лестницы и не сломал себе ногу. У него не было ни жены, ни детей, ни друзей. Он был одиночкой и барахольщиком, хранил ведро с золотом в своём сейфе и любил свои старые вещи: мебель, журналы, телевизор, старый «Студебекер» в хранилище. Он был, как он сам говорил, трусом, который дарил подарки, вместо того, чтобы занять твёрдую позицию. Если хотите начистоту — не я, но вы — то он был похож на Кристофера Полли. То есть, на Румпельштильцхена. Не хотелось бы мне проводить такое сравнение, но оно само напрашивалось. Если бы я не пришёл, если бы мистер Боудич не любил свою собаку, он бы умер в одиночестве в своём доме на холме. И проход между мирами, оставшийся без присмотра, наверняка бы обнаружили. Неужели он никогда не думал об этом?

Лия смотрела на меня, вертя на пальце кольцо с печаткой, и улыбаясь своей однобокой улыбкой.

— Был ли он хорошим сам по себе? Или ты сделал его хорошим, принц Чарли?

— Не называй меня так, — сказал я. Если я не мог быть её принцем, то не хотел быть ничьим. И я даже не стоял перед выбором. Мои волосы снова потемнели, а глаза возвращались к своему привычному цвету.

Она поднесла руку ко рту, затем снова заставила себя опустить её на колено.

— Хороший сам по себе, Чарли? Или ты был его милостью от высших богов?

Я не знал, как ей ответить. Большую часть своего пребывания в Эмписе я чувствовал себя старше, и иногда сильнее, но сейчас ощутил себя снова слабым и неуверенным. Видеть мистера Боудича без смягчающей призмы воспоминаний, — это шокировало. Я вспомнил, каким был воздух в том старом доме № 1 по Сикамор-Стрит, пока я не проветрил его: кислым и пыльным. Затхлым.

Она спросила, и не без тревоги.

— Ты ведь не заходил на них, не так ли?

— Нет, только снял Радар. Точнее, она спрыгнула. Но я почувствовал их силу. Могу я задать тебе один вопрос?

— Да, конечно.

— Золотая платформа. Мы поднялись, чтобы спуститься. Вниз по этой винтовой лестнице.