Сказка

— Мы совершили несколько плохих поступков. Но тот, который я вспоминал… у нас есть парк, через который мы обычно срезали путь от школы до дома. Кавано-Парк. И как-то раз мы увидели там калеку, который кормил голубей. На нём были шорты, а на ногах большие скобы. Мы с Берти подумали, что он выглядит глупо. Берти назвал его Робочелом.

— Я не понимаю, что это…

— Не бери в голову. Это неважно. Он был калекой, который сидел на скамейке и наслаждался солнечным деньком; мы с Берти переглянулись, и Берти сказал: «Давай стащим его костыли». Полагаю, сработала наклонность, о которой ты говорила. Зло. Мы налетели на него и отобрали костыли; он кричал, чтобы мы вернули их, но мы не слушали. Мы отнесли костыли на край парка и бросили в пруд с утками. Берти бросил один, а я бросил второй. Смеясь всю дорогу. Мы выбросили костыли калеки в воду, и я не представляю, как он вообще добрался до дома. Разлетелись брызги, а мы всё смеялись.

Я налил остатки чая. Хватило только на половину стакана, и это хорошо, потому что моя рука дрожала, а из глаз текли слёзы. Я не плакал с тех пор, как в Глубокой Малин вспоминал отца.

— Зачем ты рассказал мне это, Чарли?

Я этого не знал, когда начинал рассказ — подумал, что это единственная история, о которой я никому не рассказывал, — но теперь понял.

— Я украл твои костыли. В своё оправдание могу сказать только, что я должен был это сделать.

— Ах, Чарли. — Она коснулась моей щеки. — В любом случае, ты не смог бы обрести покой здесь. Ты не из этого мира, ты другой, и если ты вскоре не вернёшься, то обнаружишь, что не можешь жить ни в том, ни в другом мире. — Она встала. — Я должна идти. Слишком много дел.

Я проводил её до двери. В восьмом классе на уроке английского языка мы изучали хайку, и мне вспомнилось одно из них. Очень нежно я прикоснулся кончиками пальцев к её покрытым коркой губам.

— Когда есть любовь, шрамы так же красивы, как ямочки на щеках. Я люблю тебя, Лия.

Она так же нежно коснулась моих губ.

— Я тоже люблю тебя.

Она выскользнула за дверь и исчезла.

5

На следующий день в гости пришли Эрис и Джайя, обе в рабочей одежде и больших соломенных шляпах. Все, кто работал под открытым небом, теперь носили шляпы, потому что солнце светило каждый день, как будто компенсируя годы облачности, а кожа у всех — не только у тех из нас, кто долгое время провёл в местах не столь отдалённых — была белая, как рыбье брюхо.

Мы отлично посидели. Женщины говорили о работе, которой занимались, а я рассказал им о своём выздоровлении, почти полном. Никто из нас не хотел вспоминать Глубокую Малин и «Честного», побег и ночных стражей. И уж точно не мертвецов, которых мы оставили позади. Они рассмеялись, когда я рассказал им, с каким важным видом пришёл Стукс. Но воздержался от рассказов о полуночных визитах Келлина и Петры — в них не было ничего смешного. Я узнал, что из Крэтчи прибыла группа великанов, чтобы присягнуть на верность своей королеве.

Джайя заметила мой рюкзак и опустилась перед ним на колени, скользя ладонями по его красному нейлону и чёрным нейлоновым лямкам. Эрис склонилась рядом с Радар, запуская руки в её шёрстку.

— Ооо, — произнесла Джайя, — это красиво, Чарли. Оно было сделано там, откуда ты пришёл?

— Да. — Скорее всего, во Вьетнаме.

— Я бы многое отдала, чтобы иметь такое же. — Она подняла рюкзак за лямки. — И такое тяжёлое! Ты сможешь его унести?

— Я попытаюсь, — ответил я, и вынужден был улыбнуться. Конечно, рюкзак был тяжёлым — кроме моей одежды и обезьянки Радар, там лежал дверной молоток из чистого золота. Клаудия и Вуди настояли, чтобы я взял его.

— Когда ты уходишь? — спросила Эрис.

— Дора говорит, если завтра я смогу дойти до городских ворот и обратно без обморока, то послезавтра.

— Так скоро? — спросила Джайя. — Как жаль! Знаешь, по вечерам устраиваются веселья, когда дневная работа окончена.

— Думаю, тебе придётся повеселиться от души за нас обоих, — сказал я.

Тем вечером Эрис вернулась. Она была одна, волосы распущены, вместо рабочей одежды — красивое платье, и она не стала тратить времени попусту. Или слов.

— Ты ляжешь со мной, Чарли?

Я сказал, что был бы счастлив лечь с ней, если она простит мне любую неуклюжесть, из-за того, что я до сих пор не имел такого удовольствия в своей жизни.

— Прелестно, — сказала она, и начала расстёгивать платье. — Сможешь потом использовать то, чему я тебя научу.

Касаемо того, что последовало дальше… если это был секс в благодарность, я не хотел об этом знать. А если это был секс из милосердия, всё, что я могу сказать, это «ура милосердию».

6

У меня было ещё два посетителя, прежде чем я покинул Лилимар. Клаудия вошла, ведя под руку Вуди в чёрном пальто из альпаки. Шрамы на месте глаз Вуди уменьшились и разошлись, но в щёлках была видна только белизна.

— МЫ ПРИШЛИ ПОЖЕЛАТЬ ТЕБЕ ВСЕГО НАИЛУЧШЕГО! — выпалила Клаудия. Она стояла близко к левому уху Вуди, и тот отстранился, слегка поморщившись. — МЫ НИКОГДА НЕ СМОЖЕМ ОТБЛАГОДАРИТЬ ТЕБЯ, КАК СЛЕДУЕТ, ШАРЛИ. ТЕБЕ ПОСТАВЯТ ПАМЯТНИК ВОЗЛЕ БАССЕЙНА ЭЛЬЗЫ. Я ВИДЕЛА ЭСКИЗЫ, И ОНИ ДОВОЛЬНО…