Конечно, он было плох. Она слизывала слюни этой твари, которая была Элденом, и остаток их еще был у нее во рту, когда она укусила меня. Мысль об этом заставила меня содрогнуться.
— Ты справишься с этим, — сказал он, вставая. — Справишься, принц Чарли.
Я не видел, как он вошел, но видел, как он уходил. Он прошел прямо сквозь колышущиеся занавески и исчез.
Появилась одна из серых медсестер с озабоченным видом. Теперь у больных можно было видеть выражение лица; кое-что от их уродства могло остаться, но неуклонный прогресс болезни-
Медсестра сказала, что слышала, как я говорю, и подумала, что я, возможно, снова брежу.
— Я разговаривал сам с собой, — сказал я, и, возможно, так оно и было. В конце концов, Радар даже ни разу не подняла головы.
Заскочил ко мне в гости и Кла. Он не стал утруждать себя приветствием и не сел, а просто навалился на спинку кровати.
— Ты сжульничал. Если бы ты играл честно, я бы уложил тебя, принц ты или не принц.
— А чего ты ждал? — спросил я. — Ты был по меньшей мере на сто фунтов тяжелее меня и при этом очень быстрым. Скажи еше, что ты бы не поступил так же на моем месте.
Он усмехнулся:
— Ты меня одолел, и я отдаю тебе должное, но думаю, что времена, когда ты ломал боевой посох о чью-то шею, уже позади. Ты надеешься поправиться?
— Черт меня побери, если я знаю.
Он еще немного посмеялся и подошел к развевающимся занавескам.
— Скажу больше — на тебе какая-то жесткая кора, — с этими словами он исчез. Конечно, если вообще там был. «
Той ночью — или какой-то другой, точно не знаю, — я проснулся от рычания Радар и увидел Келлина, самого Верховного лорда, сидящего у моей кровати в своем модном красном смокинге.
— Тебе становится хуже, Чарли, — сказал он. — Они говорят тебе, что укус выглядит лучше, и, возможно, так оно и есть, но инфекция проникает все глубже. Скоро ты закипишь от нее, как чайник. Твое сердце набухнет и разорвется, и я буду ждать тебя. Я и весь мой отряд ночных солдат.
— Не трать зря дыхание, — сказал я, но это было глупо. Он вообще не мог дышать. Он был мертв задолго до того, как до него добрались крысы. — Убирайся отсюда, предатель.
Он исчез, но Радар продолжал рычать. Я проследил за ее взглядом и увидел в тени Петру, ухмыляющуюся мне своими подпиленными зубами.
Дора часто спала в соседней комнате, и она прибежала на подгибающихся ногах, когда услышала мой крик. Она не зажгла газовые лампы, но держала в руках один из торпедообразных фонарей. Дора спросила, все ли со мной в порядке и ровно ли бьется мое сердце, потому что всем медсестрам было велено следить за любыми изменениями в его ритме. Я сказал, что все нормально, но она все равно пощупала мой пульс и проверила, не сбилась ли повязка.
— Может быть, это были призраки?
Я показал в угол.
Дора подошла туда в своих великолепных кроссовках и подняла фонарь. Там никого не было, но мне и не нужно было, чтобы она показывала это, потому что Радар снова заснула. Дора наклонилась и поцеловала меня в щеку так нежно, как только позволял ее щелевидный рот.
— Хорошо, хорошо, все хорошо. А теперь спи, Чарли. Сон лечит.
Меня навещали и живые. Каммит с Куилли, потом Стукс, ввалившийся с таким видом, словно это место принадлежит ему. Его рассеченная щека была зашита дюжиной петляющих черных швов, что заставило меня вспомнить фильм о Франкенштейне, который я тоже смотрел по TКM вместе с отцом.
— Останется адский шрам, — сказал он, потирая швы. — Я никогда больше не буду красавцем.
— Стукс, ты никогда им и не был.
Часто приходила Клаудия, и однажды — примерно в то время, когда я начал думал, что, вероятно, буду жить — с ней пришел Док Фрид. Одна из медсестер катила его в инвалидном кресле, которое, должно быть, принадлежало какому-то королю, потому что спицы колес казались сделанными из чистого золота. Мой старый заклятый враг Кристофер Полли обделался бы от зависти.
Искалеченная и зараженная нога Фрида была ампутирована, и он явно испытывал сильную боль, но у него был вид человека, который точно будет жить. Я был рад его видеть. Клаудия осторожно соскребла мою старую мазь и промыла рану. Потом они оба склонились над ней так, что их головы почти соприкоснулись.
— Заживает, — произнес Фрид. — А вы что скажете?