В центре комнаты стоял рабочий стол, накрытый пленкой. Я поднял ее, чтобы посмотреть, и увидел частично собранную головоломку, которая, казалось, состояла из миллиона кусочков. По тому, что я смог разглядеть (поблизости не было коробки, чтобы проверить это), это должен был быть горный луг со Скалистыми горами на заднем плане. На одном конце стола стоял складной стул, на котором была разложена большая часть оставшихся фрагментов. Сиденье было пыльным, из чего я сделал вывод, что мистер Боудич уже довольно давно не собирал свою головоломку. Может быть, он сдался. Я знаю, что сам бы не сдался: многое из того, что осталось собрать, было просто голубым небом без единого облачка, нарушающего монотонность. Я говорю об этом более подробно, чем это, может быть, заслуживает… но, может быть, и нет. В этом было что-то печальное. Тогда я не мог выразить причину этой печали, но сейчас я старше и думаю, что могу. Речь шла о головоломке, но можно было думать и об антикварном телевизоре, и о Коридоре Старого Чтива. Об одиноких занятиях пожилого человека, и пыль — на этом складном стуле, на книгах и журналах — наводила на мысль, что и эти занятия когда-нибудь заканчиваются. Единственными вещами в подвале, которые выглядели так, будто ими регулярно пользовались, были стиральная машина и сушилка.
Я снова накрыл головоломку пленкой и проверил шкафчик между печью и водонагревателем. Он был старомодным, с множеством выдвижных ящиков. В одном я нашел шурупы, в другом — плоскогубцы и гаечные ключи, в третьем — пачки квитанций, скрепленных резинкой, в четвертом — стамески и то, что должно было быть точильным камнем. Я положил его в карман, взял косу и пошел наверх. Радар хотела напрыгнуть на меня, и я строго велел ей держаться подальше, чтобы случайно не ткнуть ее лезвием.
Мы пошли на задний двор, где, как я уже знал, мой телефон хорошо ловил сигнал. Я уселся на ступеньки, а Радар улеглась рядом со мной. Открыв «Сафари»[59], я набрал «заточка с помощью точильного камня», посмотрел пару видеороликов, а потом приступил к работе. Много времени на заточку косы не понадобилось.
Я сделал снимок, чтобы показать его мистеру Боудичу, а потом поехал на велосипеде в больницу. Он спал. Вернувшись в предвечернем свете, покормил Радар. Я немного скучал по бейсболу.
Ну… может быть, больше, чем немного.
Во вторник днем я начал косить высоченную траву, сначала спереди от дома, а потом и сзади. Примерно через час я посмотрел на свои покрасневшие руки и понял, что скоро там вздуются волдыри, если я не сделаю перерыв. Я надел на Радар поводок, дошел с ней до нашего дома и нашел в гараже пару папиных рабочих перчаток. Потом мы поднялись обратно на холм, двигаясь медленно из уважения к больным ногам Радар. Я продолжил косить, пока Радар дремала, потом покормил ее и вернулся домой. Папа пожарил гамбургеры на гриле на заднем дворе, и я съел три штуки. Плюс вишневый пирог на десерт.
Потом папа отвез меня в больницу и ждал внизу, читая отчеты, пока я ходил навестить мистера Боудича. Я увидел, что ему принесли ужин — гамбургер и макароны с сыром на гарнир, — но он почти ничего не съел. Конечно, он не провел два часа, размахивая косой, и, хотя он старался быть любезным и посмотрел несколько новых фотографий Радар (плюс одно фото косы и другое — его наполовину подстриженной лужайки перед домом), было ясно, что ему очень больно. Временами он нажимал дозатор, подававший ему в кровь обезобливающее. В третий раз, когда он это сделал, он издал тихое гудение, как делают, если участник игрового шоу дает неправильный ответ.
— Чертова штука. Я на пределе сил. Лучше уходи, Чарли, пока я не облаял тебя только потому, что мне больно. Приходи в пятницу. Нет, в субботу. Может быть, к тому времени мне станет лучше.
— Они не сказали, когда собираются вас выписать?
— Может быть, в воскресенье. Пришла дама и сказала, что хочет помочь мне работать над…, — он поднял свои большие руки, покрытые синяками от капельниц, и показал пальцами кавычки. — …«планом восстановления». Я сказал, чтобы она шла к черту. Не совсем так, конечно — я пытаюсь быть хорошим пациентом, но это трудно. Это не просто боль, это еще…, — он сделал вялый круговой жест, а потом уронил руки на покрывало.
— Слишком много людей, — сказал я. — Вы к этому не привыкли.
— Ты понимаешь. Слава Богу, хоть кто-то понимает. И слишком много
— Я постелю там, если вы скажете мне, где взять белье.
— Ты знаешь, как это делается?
Как сын вдовца, который прежде был заядлым алкоголиком, я это знал. А еще знал, как стирать одежду и покупать продукты. Я был отличным юным созависимым.
— Да.
— Бельевой шкаф. Второй этаж. Ты уже был наверху?
Я покачал головой.
— Что ж, думаю, сейчас у тебя есть шанс. Это напротив моей спальни. Спасибо тебе.