Танков, невысокий, страдающий избытком веса, но лёгкий на подъём, юркий и быстрый, этакий катящийся по жизни легко, словно подрумяненный и забуревший от шальных денег колобок, с привычным энтузиазмом взялся за новое дело.
Располагалось министерство экологии и лесного хозяйства, что называется, на задворках. Не в резиденции губернатора — здании Дома Советов в центре города, а в Зауральной роще, в старинном, чудом дожившем до наших дней, поросшем вековыми дубами и клёнами, парке.
— Уж, коль вы лесами заведуете, так и обустраивайтесь ближе к природе, — распорядился губернатор, отправляя вновь созданное ведомство квартироваться на выселки.
Разместилось министерство в пустующем трёхэтажном коттедже — роскошном, отделанном полированным гранитом и мрамором по фасаду, с золочёной лепниной по потолкам и стенам внутри, с полами, дверями и окнами из карельской берёзы, морёного дуба и красного дерева.
Некогда коттедж этот принадлежал известному в Южно-Уральске бандиту, «смотрящему» от криминальной братвы за регионом. И не понявшему вовремя, после воцарения президента — выходца из спецслужб, кто нынче в доме хозяин. И по этой ли, по иной ли причине, отстрелянного вскорости беспощадно. И перекочевавшего из богатого коттеджа на вечное жительство на городское кладбище. Под столь же роскошный, как и прижизненная обитель, итальянского мрамора, обелиск.
А опустевшее здание было приобретено у безутешной, мгновенно впавшей в нищету вдовы, для государственных нужд.
То, что волею губернатора его ткнули прямо-таки носом в золотую жилу, Танков понял только месяц-другой спустя после назначения.
Ещё только преступая к новым для себя обязанностям главы региона, Курганов в качестве приоритетной для степной области озвучил долгосрочную программу озеленения края под названием «Миллион деревьев».
Истосковавшееся по тенистой лесной прохладе население, проживающее в массе своей в целинных, продуваемых всеми ветрами посёлках, восторженно приветствовало благородное начинание губернатора.
В соответствии с программой, в Южно-Уральской области планировалось высаживать по миллиону деревьев ежегодно.
Да не абы каких! На смену корявым карагачам, плебейским клёнам и провоцирующим пухом своим аллергию у чувствительных граждан тополям, должны были прийти благородные растения ценных древесных пород, радующих глаз степняков экзотической для здешних мест красотой — голубые ели, каштаны, дубы, и даже кустарники «манны небесной», накормившей некогда целый народ — теплолюбивого тамариска.
При этом жители истерзанных суховеями просторов не слишком задумывались о цене вопроса, не интересовались тем, сколько стоит, к примеру, саженец дерева, укоренившегося в черте города? По официальной отчётности — пять-шесть тысяч рублей за корешок. Помножьте эту сумму на миллион, и так — каждый год…
При этом так сложилось традиционно, что саженцы эти, щедро понатыканные на улицах городов и пригородов, вдоль автомобильных трасс, никто не считал. Сколько из них реально принялось, зазеленело, а сколько засохло и в итоге осталось в наличии, знали только, и то в общих чертах, Танков и специалисты из его министерства. Знали, но помалкивали, имея некий внушительный побочный доход от усушки корешков да утруски всё новых и новых, закупаемых в питомниках, порой за валюту, саженцев…
А мусорные свалки? С недавних пор министр Танков полюбил этот великолепный, сладкий запах гниющих отбросов и смрад чадящих глубинными пожарами мусорных полигонов.
За каждый грузовик, доставляющий сюда новую порцию бытовых и производственных отходов, владельцы мусора платили на въезде у КПП с полосатым шлагбаумом две тысячи вполне чистеньких, не пахнущих ничем, хрустящих отечественных рублей.
И опять — кто удосужился считать эти мусоровозы, сопоставлять их грузоподъёмность с тысячами тонн вываленных на полигоне отходов? Правильно, никто!
А был ещё импортный, закупленный в Европе, мусороперерабатывающий завод, обошедшийся бюджету области в круглую сумму, и работающий только тогда, когда к нему подвозили, знакомя с передовыми технологиями в деле утилизации твёрдых бытовых отходов, толпу журналистов…
Про эти усушки и утруски денег из государственной казны, оседающих в карманах министра экологии и его приближённых, не знал никто, кроме самого Танкова.
И, как выяснилось только сейчас, ещё и странного типа в чёрном плаще, пасторской шляпе, с торчащей на затылке косичкой то ли седых, то ли белобрысых изначально, волос, с редким именем Люций и отчеством, которое министр никак не мог вспомнить. Глянув мельком в предъявленную визитку, Танков сунул её в нагрудный карман пиджака, и теперь стеснялся достать, чтобы прочесть повнимательнее.
Представившись советником Полномочного представителя Президента РФ в Приуральском федеральном округе, этот Люций-как-его-там, уже час буравил Виктора Ильича своими жуткими, рубиново-красными зенками, словно рентгеновскими лучами просвечивал.