Сказка без чудес

— Ну… — замялся Ис. — Если уж следовать логике, признав эксперимент с человечеством неудавшимся, следовало бы повторить всё с начала… так сказать, начать с чистого листа…

— Всемирный потоп, штоль, нашлёте? Или ещё какой… какаклизьм? — полюбопытствовала баба Ягода.

Василиса Митрофановна даже не стала поправлять привычно оговорку сестры, смотрела на космических визитёров сурово и испытующе.

— Надо бы… — ворчливо заметил Ал.

Однако Ис успокоил:

— Руководствуясь соображениями гуманности, мы не будем больше вмешиваться в путь развития человеческой цивилизации, корректировать его каким-либо образом. Проще говоря, мы предоставляем землян собственной участи. И вам самим отныне предстоит решать, будете ли вы, как гуманоиды, существовать дальше, или в короткий срок окончательно угробите планету — свою колыбель, и исчезните как вид, навсегда. Однако мы приложим все усилия к тому, чтобы опасные генетические мутации гомо сапиенсов — такие, как врождённая агрессия, злоба, алчность, стремление доминировать, или, как принято у вас выражается, «покорять» всё и вся, не вышли за приделы атмосферы Земли, небыли привнесены в открытый Космос. В этом и будет заключаться суть карантинных мероприятий. И все попытки человечества по достижению других планет, тем более, иных звёздных систем, будут обречены на провал! — И предложил вновь: — А теперь предлагаю Хранителям следовать с нами.

И указал рукой на летающую тарелку.

Инопланетяне разом расступились, освободив светящуюся дорожку, которая, паря невесомо в воздухе, вела в таинственное нутро космического корабля.

Однако никто из обитателей усадьбы не тронулся с места.

— Эй, погодьте! — выступил вперёд Яков, и, ткнув пальцем, указал куда-то на границу светящегося силового поля вокруг. — А этот Упырь — он что, здесь, с нами останется?

Глеб Сергеевич глянул в том направлении, и только сейчас разглядел в полумраке мрачную фигуру в широкополой пасторской шляпе и обвисшем, словно перебитые крылья, плаще.

— А-а, Люц? — будто только сейчас вспомнив, обернулся к человеку в чёрном Ис. — И крикнул: — Эй, Люц! Не надоело тебе злодействовать?

Тот, кого на Земле звали Люцием Гемуловичем, тронул указательным пальцем поля шляпы:

— Приветствую братьев по разуму! — а потом простёр указующий перст в сторону столпившихся во дворе усадьбы. — Зло не во мне. Зло — в них. Я лишь срываю с них маску, человеческую личину, обнажая истинную, звериную суть. Существ, способных, к примеру, ради успеха, карьерного роста, отца родного продать. Правильно я говорю, Глеб Сергеевич? — неожиданно обратился он к отставному чиновнику.

Того словно жаром обдало. Вспомнив, как, не терзаясь угрызениями совести особо, сдал, что называется, с потрохами всю новообретённую родню ради престижного, тёплого местечка в Доме Советов, Дымокуров залился краской.

А Люций Гемулович покачал головой:

— Летите без меня. Я здесь ещё… поработаю.

И растворился во тьме, став невидимым.

А Ис огладил руками бороду, молвил задумчиво:

— Что ж, ты, Люц, сделал свой выбор… — И повторил собравшимся: — Прошу!

— Нет-нет, стойте! — возразил Перегудов. — А с нами, остающимися, что будет? Мы ж вас, так сказать, воочию лицезрели. И о том всем рассказать можем. А это ж, наверно, большой секрет? Ну, то, что инопланетяне прилетали на землю. И что вы вообще… существуете! Вы нам, небось, память сотрёте?

— Да грохнут они нас, и здесь, в лесу, где-нибудь прикопают! — подал голос какой-то урка.

А главшпан уголовников Копчёный преданно заверил:

— Мы, граждане инопланетяне, никому не скажем о том, что видели. Век воли не видать, мамой клянусь!

Ис развёл руками обескуражено:

— Да что вы говорите такое?! Как можно о таком даже подумать?! Ничего мы с вами делать не будем. Рассказывайте сколько угодно, кому угодно. Всё равно вам никто не поверит. А будете настаивать — так непременно в психбольнице очутитесь…

— Ну, всё! Время! — нетерпеливо окоротил его Ал. — Нам пора! Хранители! Следуйте за нами!

Вдруг подал голос, молчавший до сих пор Соломон:

— Я, это… короче, с вами не полечу. Здесь останусь.

— Это почему же? — удивлённо вопросил Ис.

— Без Елизаветы не полечу, — потупился парень. — Я её, такую, как она, можно сказать, триста лет искал…

— Ну, тогда и я остаюсь, — положил руку на плечо брата Семён. — Куда ж я без Соломона?!

— Я тоже не полечу, — буркнул Яков. — Отродясь друзей не бросал! Мне, в натуре, по жизни такой расклад не канает!

И погладил по крупной башке притулившегося у его ног, погрустневшего, будто понимавшего, что речь идёт о разлуке, Потапыча.

— Я, пожалуй, присоединюсь к остающимся, — изрёк Еремей Горыныч. — Не в тех я летах, чтоб так вот, запросто, менять местожительство. Опять же, хозяйство. Овощи вон, в огороде созревают. Помидоры в самой поре. Огурцы, так вообще отходят уже. Надо продукты на зиму заготавливать. Скотину кормить некому будет.

— А я с консервированием затеялась! — спохватилась Мария. — Пятьдесят банок огурцов уже закрутила, да столько же — помидоров. Ещё неделя-другая, и капусту солить пора. А там, у амфибий этих, небось, и готовить нечего!