Сказка без чудес

Люций Гемулович с удовлетворением отложил газету. Пальцами, по-прежнему затянутыми в лайковые перчатки, ловко пробежал по клавиатуре. На дисплее айфона последней модели высветился номер главного редактора «Вестника Южного Урала».

Услышав ответ, похвалил сдержанно.

— Молодец, Анатолий. Ловко это у тебя получилось. Особенно про рекреационную зону. Заповедный Бор действительно должен стать любимым местом отдыха южноуральцев. А не пребывать в нынешней первозданной дикости и запустении… Да, спонсорская помощь вашей газете перечислена уже в полном объёме, как договаривались. А ты, Анатолий, в банковскую карту, что я тебе в прошлый раз вручил, загляни. Будешь приятно удивлён суммой, которая к твоему счёту добавилась. Продолжай в том же духе. Уверен, руководство областью по достоинству оценит твою активную гражданскую позицию в этом вопросе. Жду новых публикаций…

Отложив мобильник, Люций Гемулович подошёл к окну, снял зеркальные очки, и уставил свои пугающие глаза на зеленеющий в сотне метров от гостиницы лесной массив.

Смотрел пристально, оценивающе. Словно, выставив дальномер за бруствер окопа, вражеские позиции изучал.

Тот, кого в миру звали Люцием Гемуловичем, прожил долгую жизнь. Немыслимо, невозможно, невообразимо длинную, в сравнении с теми, с кем на нынешнем, очень коротким отрезке бесконечного бытия свела его на мгновенье судьба. А потому и людей, встречавшихся на его вечном пути, он либо не замечал вовсе, отмахиваясь от них, как от безвредной мошки, что висит порой летними вечерами туманным облачком у лица, не кусая, а лишь досаждая слегка, либо прихлопывал, походя, не задумываясь, если эти микроскопические создания пытались нанести ему комариный укус.

Каких-либо нравственных ограничений для себя в общении с людьми он не ощущал вовсе, да и самого понятия «нравственности» для него не существовало. Ибо выдумали и внедрили в сознание людей тысячелетия назад такие представления, как «нравственность», «совесть», «любовь» как раз эмиссары тех сил, что противостояли сейчас Люцию Гемуловичу в Заповедном бору.

Впрочем, некоторые ограничения в деятельности так называемого Люция Гемуловича в нынешней реальности всё же существовали. И хотя во многом пределы дозволенного для себя он устанавливал сам, совсем уж не считаться с тем, что называла «приличием» окружая его людская мошкара, тоже не мог.

Потому что, чего уж там греха таить, ему, несмотря на всё их ничтожество, нравилось иметь дело с людьми. Нравилось манипулировать ими, ввергать в соблазн, заставлять проявлять слабость, худшие качества человеческой натуры, а потом наказывать жестоко, наблюдая, как они мучаются в отчаянье, в непонимании и безверии.

И без таких, пустячных, в общем-то, развлечений, его вечная, по сути, жизнь, совсем не имела бы смысла.

Отсюда проистекало и его стремление подолгу оставаться среди людей, мимикрировать, сходить за «своего», легко просчитывая правила игры на властном небосклоне, вживаться в среду элит, шагать безудержно по карьерной лестнице до таких головокружительных высот, пределы которых он сам себе устанавливал.

Одним из таких пределов была насущная необходимость всё время оставаться в тени. Как в буквальном смысле, поскольку он физически не переносил солнечного света, так и в переносном — он просто не мог позволить себе стать настолько публичной фигурой, чтобы привлечь пристальное внимание широкой общественности, включая соответствующие структуры, от спецслужб до любителей покопаться в чужом грязном белье журналистов. Ковырнув поглубже, в прошлом Люция Гемуловича они могли бы наткнуться на такое…

И в этом смысле его нынешняя, малоприметная для стороннего глаза, но очень влиятельная должность в нефтяной компании с государственным участием, как никакая другая идеально соответствовала целям и устремлениям того, кого окружающие знали, как Люция Гемуловича.

Никто, — ни в руководстве компании, да что там, бери выше — на всём белом свете, не знал, чего на самом деле добивается этот странный человек в чёрных, непроницаемых для живительных солнечных лучей, одеждах. К чему стремиться, в чём заключается конечный результат его неустанной многовековой деятельности.

Никто, кроме неких божиих созданий, обитавших в глуши Заповедного Бора. Жалкой горстки представителей не слишком многочисленного, но влиявшего некогда самым решительным образом на судьбы всего рода человеческого, народа.

Народа, о существовании которого на протяжении всей своей многотысячелетней истории человечество только догадывалось. Воспринимая его лишь как персонажей многочисленных сказок, мифов, легенд и преданий.

И потому, как полагал Люций Гемулович, Заповедный бор, а, главное, живущий в нём неприметный народ, должны быть безжалостно уничтожены.

13

А Глеб Сергеевич тем временем знакомился с доставшимся ему в наследство хозяйством.

По узкой тропке, влажной и мягкой от частых поливов, Еремей Горыныч повёл нового владельца вдоль огорода, который оказался довольно обширным, соток тридцать, не меньше.