Сказка Черного леса (СИ)

Вот и Христа не устояла. Таков уж нрав, к сожалению. А в купе с бабкиным воспитанием… что уж говорить… слова кузена о колдовстве и кровопийцах, слетевшие с губ в бреду, были приняты даже не на веру, а на абсолютное, неоспоримое знание. Жаль, что из аргументов лишь складный сказ больного, педантично отраженный ей же самой многочисленными рисунками на листах. А чего более требуется? Разве что капельки скользкой мании и щепотки чесоточной паранойи. И вот разум уже ищет любое подтверждение догадке: как то страх немоглого перед солнцем, али чудесное исцеление благодаря крови, подмешанной в пищу. Ян был чумным, в том нет ни тайны, ни сомнений. Однако чумные не воскресают и не вылечиваются…по крайней мере так скоро. А он смог… как смог бы и кровопийца, о которых предупреждала старуха на страницах пожухлого гримуара{?}[Гримуар – книга, в которой, как утверждается, содержатся заклинания, колдовские рецепты, а также иные магические процедуры.].

По крайней мере так думала наивная простушка, в сердцах надеясь, что коли не тело, то уж душу больного с того света поднять ей по силам. Впрочем, не нам судить о её выборе, как и о правильности поступка. Трупы на то и трупы, что не подтвердить, ни опровергнуть не в состоянии. Правда сгорела с предсмертным хрипом. А всё, что было далее, не более чем пересуды и домыслы.

Нахгешихте (от нем. nachgeschichte – послеистория) – часть произведения, повествующая о том, что было после изображаемых событий.

А, собственно, далее события развернулись достаточно прозаично. Не позднее как через три недели из Гейдельберга в Ханау было доставлено письмо для фрау{?}[нем. – госпожа] Ингрид, из которого та узнала, во-первых, о скоропостижной смерти младшего сына и, во-вторых, о его предшествовавшем замужестве на кузине. Полагается, что сама кузина письмо и направила, пообещав в скором времени всенепременно явиться к представлению для урегулирования дел покойного.

В ответ без промедления было отправлено другое красноречивое письмо, в котором достопочтенная фрау выражала «горькое соболезнование» вдове и всяческие заверения в том, что для столь далёкого путешествия в город нет ни единой необходимости, ввиду отсутствия у покойного всяческих дел в вышеназванном месте. О судьбе сестры, как и здоровье самой невестки, госпожа, к сожалению, не поинтересовалась, что, безусловно, было обусловлено её тяжкой скорбью по ушедшему ребенку и ограниченной вместимостью писчего материала.

К великому несчастью, письмо адресата не застало. Спустя неделю Христа стояла на пороге свекрови с обвязкой университетских книг покойного да кипой документов, не дававших ни единого повода усомниться ни в их подлинности, ни в сути изложенных обстоятельств. А именно в том, что герр Ян и фрау Христа в предпоследний день одиннадцатого месяца обвенчались в присутствии святого отца и двух свидетелей. Приданным значилась жемчужная подвеска, а свидетелями – некие герр Хельман и фрау Матильда, погибшие, несомненно, лишь по ужасному стечению обстоятельств на пожаре вместе с новобрачным. И от сего обстоятельства у пожилой Ингрид случился удар, обусловленный не иначе искренним, но более несбыточным желанием отплясать у сына на свадьбе.

Уж чего грымза не ведала, так того, как любимый сын, находясь в бессознательном состоянии, дал согласие, да сколько из его же кармана в карманы свидетелей и пастора было отдано, чтобы то согласие звучало как четкое «да». Как удобно, что единственная живая участница тех событий оказалась весьма неохотной до правды. Еще один исторический труп, господа! Простите забаву, но не утомились ли вы ходить по останкам?

В оправдание Христы не можем не отметить, что она никоим образом не собиралась сжигать таверну. Сиюминутное желание, продиктованное самыми благородными намерениями остановить распространение болезни, подкреплялось не менее благим инстинктом самосохранения: догадливый Ян не простил и не допустил бы брака, что значило, если не конец жизни девушки, то уж точно ее мечтаниям об этой самой жизни. Ну и вампирская натура Яна, разумеется, сыграла не последнюю роль. Насмешка над Господом, не иначе! Нет-нет, конечно, она любила юношу и таким – несовершенным и грешным. Но вот проклятье: любовь, как и Дьявол, сильна, но не всемогуща.