— Такую-то где ж? А как икона эта называется? — поинтересовалась Катюшка, а сама глаз не могла оторвать от эдакой красоты.
— А название этой иконы — Умиление. Хорошее название. — пояснила бабушка и добавила: — Сам отец Серафим такой вот иконе молился. Оттого и язык зверей понимал, лесных обитателей к себе приручал. Ну ты в уголке посиди, не мешай мне покамест.
Долго бабушка перед иконою «Умиление» на коленях стояла, молилась, а потом с колен встала, иконку опять в белый плат завернула и в сундук схоронила. А тут и Катюшку к себе подозвала.
Расскажу, тебе, что сама знаю, а уж потом решим, как поступить следует. Поняла я по твоим словам, что захворала ваша мать 10 марта. Да и хворь ее поначалу всем какой-то чудною показалась. Правильно я говорю? — ждала бабушка катюшкиного подтверждения.
— Правильно! — согласилась Катюшка. — Мы сначала на болезнь-то и не подумали. Ну напала на нее дрема какая-то: у печи стоит, а сама дремлет. Белье в корыте стирать начнет — над корытом и замрет. Уж полоскать в реке мы с Дашуткой бегали: боялись, как бы мамка в воду не свалилась. А уж теперь и вовсе худо ей: глаз и то не открывает.
— Наши предки знали имя этой хвори. Это — вешняя дрема. Кумаха ей имя. — бабушка рассказывала спокойно, обстоятельно. — Кумаху эту в древние времена народ побаивался. Ее сон валит слабых с ног, а то и вовсе уморить пытается. Кумаха эта, по-нонешнему лихорадка, тело шибко мучает, белы кости крутит. Мамка-то ваша не кричит от боли только потому, что и днем и ночью спит. Кабы кричала — вас бы раньше обеспокоиться заставила. А раз молчит — и вы не шевелитесь, помочь ей не торопитесь.
— Бабушка, а как помочь-то ей? Как с этой Кумахою управиться? — заторопила Катюшка бабушку с ответом.
— Э, милок, это дело непростое да и небезопасное. Тут много чего понять-уразуметь придется. Да всего я и сама не знаю. Ну слушай.
— Живет Кумаха-Кумоха в дремучем лесу. Это мне еще моя бабушка давным-давно сказывала. Живет она там со своими 12 сестрами в непокрытой избе. Все они, как есть, на одно лицо. Но есть среди них и старшая, эта самая Кумаха. Это она, зловредная, напускает сестер своих на людей. Приказания дает: людей знобить — грешное тело мучить, белы кости крутить. А 10 марта — самый ее день и есть. В тот день Кумаха сестер своих на людей напускает. Понимаешь теперь? Вот и выходит, что вешнюю дрему на мать-то вашу сама Кумаха напустила через сестер, конечно. А вот как помочь больной — не ведаю.
— Бабушка, а можно эту самую Кумаху в лесу отыскать да заставить от матери отступиться? — интересуется Катюшка.
— Ты, что же думаешь, простое это дело? Нет, милок, тут надобно сердце любящее да храбрость, а может, еще и смекалку иметь. Тут и взрослый мужик может не управиться. А где ж тебе, девчонке?
— Бабушка, а ты мне помоги! Что делать надо, подскажи! Уж не маленькая я, да и детей сиротить неохота. Помоги, сделай милость. — начала упрашивать бабушку Катюшка, а в глазах-то решимость светится, так мамку спасти охота.
Вот тогда бабушка и поняла, что уж решилась девчонка в лес-то дремучий идти. А как поняла, так и задумалась. Ежели в лес-то идти, то кое-чего сделать надобно: свою жизнь обезопасить, да и в лесу не заплутать. А на это бабушка сказала ночка ей понадобиться. Ежели, мол, Катюшка не передумает, пусть завтра с утречка и приходит.
Катюшка домой пришла, младшим ничего не сказала. А как начинают выпытывать, она отмахивается, мол, спать уж пора, а не разговоры говорить. Так и не поведала о своей завтрешней задумке. А на утро только встала — Дашутке сразу наказ и дает: что по дому сделать надобно. Та выпытывает: «А ты куда?» Катюшка молчит. Поцеловала только Дашутку да велела, ежели что, за младшими приглядеть. Дашутка было в слезы, а Катюшка ей: «Ежели мамку нашу не спасу — потом себе никогда не прощу?» Приказала только отцу ничего не сказывать, а то он все дело поломает.
Ступила к бабушке в избушку и поняла: та, видать, всю ночь не спала. К приходу катюшкиному готовилась. Сразу девчонку за стол усадила и начала на такое дело наставления давать.
Прежде увидала девчонка на столе две вещицы: иконку ту, приметную, какая Умилением называется, а рядышком с нею — краюшку свежего хлебца. Хотела бабушку порасспросить, да та и сама разъяснять начала. Видать, девчонке знать это надобно было. Получалось так: возьмет с собою в лес Катюшка только краюшку хлеба. Но не для еды это — для дела. Ежели отыщет девчонка в лесу приметную избушку без крыши, то смело пусть через порог ступает. До вечера Кумаха со своими сестрами навряд ли домой поспеет. А вот как стемнеет, тут и они пожалуют.
Бояться их Катюшке неслед, поскольку уж больно сильна ее заступница и утешительница. Тут бабушка на икону глянула. А вот хлеб пригодится для иного дела. Когда сядут сестры к столу, можно и Катюшке из ее убежища выбраться. Раньше-то появляться перед сестрами опасно. А за столом, по обычаю, станут кумахины сестры Катюшку едою потчевать. Пусть из миски берет, а в рот не кладет. Съест хоть кусочек, сама задремлет. А тут уж справиться с нею любой сумеет.