Сказочник встал, спокойно поставив чашку на стол:
– Мне не нужны никакие твои объяснения. Но они явно пригодятся тебе, когда вернётся Автор. – С этими словами он вышел с веранды, направляясь на второй этаж. Гречанка, торопливо отпив из своей чашки, поспешила следом на ним. За столом остались Дворняга и девушка, снова в полном молчании. Она чувствовала, что мужчина смотрит на неё, и ей было неуютно.
– Значит, тебя зовут Берта?
Берта кивнула, не поднимая на него взгляда, но он не остановился:
– И ты была в Сказочном Мире?
– Кажется, – девушка дерзко взглянула на него, желая отогнать от себя нежелательные вопросы: – Сказочник просил тебя не лезть ко мне?
Рассмеявшийся Дворняга смутил её и сбил уверенность, с которой она заговорила. Его слова почему-то задевали её, больно ударяя по самолюбию:
– Ты прости, Берта, я не буду корректным и понимающим, чувствительным занудой. Во мне, конечно, есть лицемерие, но слишком уж дорого тратить его на тебя. Только что ты собиралась оправдаться перед всеми, а теперь не хочешь разговаривать. Почему?
– Мои оправдания предназначались Сказочнику, это по моей вине он поссорился с моим отцом. – Она встала: – Но я совершенно не понимаю, почему я должна что-то рассказывать о себе совершенно незнакомому человеку. Я не хочу.
Дворняга кивнул, всё еще с интересом смотря на неё, и Берта предпочла покинуть веранду. Её возвращение из сказки представлялось ей совершенно иначе.
День она провела, перебирая свои вещи в той комнате, где поселила её Гречанка в первый приезд Берты с Автором. Многое из того, что было здесь, казалось ей теперь чужим и ненужным.
К вечеру летняя духота начала сменяться наступлением ночной грозы, и девушка вышла в сад. Пройдясь по нему, она обнаружила его таким же забытым для себя, как и многое, что окружало её здесь. Дорожка, выложенная по краям морскими раковинами, в которых жили Феи, тянулась и звала к реке, на поляну сине-белых цветов.
Закат обещал быть безликим и унылым. Вода в речке темнела с каждым миллиметром скрывающегося солнца. Казалось, вечер собирался превратиться в медленную пытку темнотой и наступающей сыростью ночи. Берта сидела на берегу, вдыхая запах реки и цветов. Ей нравилось здесь, было просто тихо и красиво, без надоедливой суеты. Но от чего-то душа её по-прежнему не хотела заживлять на себе оставленные Счастливчиком раны. Сопровождаемая этой болью, она любовалась течением, блеском воды, её музыкой. Она не слышала, как он подошел к ней.
– Видишь, на небе появляется множество звёзд? – Спросил её Дворняга, присаживаясь рядом: – Пока ты видишь их свет, ты будешь думать, что звёзды существуют. Но, знаешь, ведь некоторые солнца умирают, а их лучи доносятся до нас спустя уже много, много лет. Так же и со словами. Пока ты будешь в каждом слове видеть иглу, слова будут причинять тебе боль. Сказочник прав, надо было оставить тебя в покое. Но я вовсе не хотел обидеть тебя. Я тоже когда-то был в Сказочном Мире, – Берта обернулась, удивлённо глядя на него, и Дворняга, кивнув, с улыбкой продолжил: – Да, я тоже когда-то путешествовал там, любил, разочаровывался. И вернулся я через тот же тоннель под морем, что и ты.
– Почему это место в Сказочном Мире называется Хижиной? – Спросила она, проникнувшись доверием к собеседнику.
– Кто знает, я думаю, сам Сказочник назвал его так. У этого места много названий в том мире. Но разве это важно для тебя? В конце концов, небо надо всеми одно, и мы с тобой сделали когда-то одну и ту же ошибку, насколько я успел понять.
Берта пожала плечами:
– Всё может быть. Но, так или иначе, у каждого из нас своя история. Я не хочу говорить об этом.
Вздохнув, Дворняга снова понимающе кивнул ей. Он указал на воду, потемневшую после заката:
– Я когда вижу реку, мне хочется построить маленький деревянный плот и двинуть по извилистому течению, которое должно вынести меня на свободную воду, прочь от земли.
– Куда это?
– В море, Берта. Где всё проще, там не так много встретишь глупых и самодовольных людей, там ветер...
Берта съёжилась от своих воспоминаний, нахлынувших на неё вместе с этим свободным морем из слов Дворняги:
– Я не люблю море, меня тошнит от воды, от качки. Тошнит от кораблей, волн, от того, что снова нужно куда-то плыть и болеть этой… морской болезнью, от которой не избавиться. – Она почувствовала, что глаза её снова наполняются слезами: – Ненавижу море.
Бродяга похлопал её по плечу, пытаясь выразить сочувствие:
– Ни один путь не может быть таким гладким и ровным, как мы того хотим, Берта. Даже в выдуманном мире. И ответное чувство нужно не всем. Но не многие жаждущие бьются до последнего и получают его. Остальные довольствуются тем, чего могут добиться и без особых усилий. Тем и живут, а это значит, они довольны. Ты вот вернулась, значит, так уж ли тебе нужен был тот, за кем ты стремилась? И я вернулся тоже, потому что понял, что хочу иначе прожить свою жизнь.
– А ты точно любил когда-то, Дворняга? – Спросила она, вытирая слёзы.
Он поднялся и протянул руку Берте:
– Становится сыро и холодно. Пора в дом, спать.