— Давайте послушаем, — сказал им Халдар и уселся на землю. Альвион недовольно плюхнулся рядом. Амети продолжал:
— …и вот, открывает жрец сундук, а они оба ни живые, ни мертвые от испуга…
— Что он себе позволяет! — фыркнул Альвион и кинул в Амети камешком.
Жрец, не поворачиваясь, почесал спину. История продолжалась своим чередом: вслед за глупым офицером являлся глупый король. Судя по всему, Амети подмигивал, когда речь заходила о короле, и все собравшиеся покатывались со смеху, прекрасно понимая, о ком идет речь. Халдар дослушал до истории о том, как кочевники сами отдали хитрому жрецу все свое имущество, и поднялся на ноги:
— Так. Самое интересное я услышал. Но мне пора, к сожалению.
Альвион и Арундэль проводили его почти до самой заставы.
— Передавайте привет вашему Амети. И поблагодарите его от моего имени за рассказ, — сказал Халдар.
Альвион фыркнул:
— Я надеюсь, ты не забыл поделить подвиги хитрого жреца на десять?
— Не забыл. И не забыл приписать их тому, кто их совершил, — и Халдар хлопнул следопыта по плечу. — А лорду Эгнору и Наместнику передайте, что я остаюсь.
Альвион замялся. Халдар пристально на него посмотрел и погрозил пальцем:
— Ты что, опять?! Ну, не миновать тебе не только пряника, но и кнута, как тут говорят!
— Что нам передать Домой и в Виньялондэ? — спросил его Арундэль.
Халдар поднял голову и посмотрел на небо за западным краем долины:
— Передайте, что я вернусь, когда смогу. До встречи, друзья.
Они обнялись на прощание, и Халдар зашагал к белеющим в темноте палаткам Черной Стражи. Альвион и Арундэль долго смотрели ему вслед.
— Вот и конец харадским приключениям, — сказал Альвион задумчиво. — До Умбара все пойдет гладко.
— Я бы не хвастался уловом, не выйдя в море, — ответил Арундэль.
Альвион посмотрел на него и улыбнулся:
— Не думаю, что Кхамул отправился на север охотиться за нами. Ладно, пойдем заберем Амети, пока он и в самом деле не сболтнул лишнего.
В рощице чахлых тамарисков и степных дубков горел костер. Хозяин шел впереди. Войдя в рощу, он нарочно наступал на сухие ветки, цеплялся плащом за колючки, однажды оступился и негромко выругался по-харадски.
До костра оставалось шагов тридцать, когда их окликнули:
— Эй, кто идет!
Хозяин остановился:
— Не позволят ли благородные путники провести время у их костра? Не всем любезно шумное общество возчиков…
— Что ж, подходите, если не боитесь, — и от костра донеслись смех и тонкое подхихикивание.
Выйдя к костру, хозяин снова остановился и произнес:
— Что может грозить мирным путникам у самой границы великого Умбара, земли покоя и достатка, где правит великий Народ Моря? Привет вам, добрые странники!
Однако сидевшие у костра напоминали, скорее, грабителей с большой дороги, нежели «добрых странников». В особенности тот, кто их окликал — здоровенный детина в до невозможности драном халате, сквозь дыры которого светились исчерченные шрамами ребра, в опорках, от которых остались одни подошвы, привязанные к ступням и лодыжкам. Внешность его также не внушала доверия: голову покрывала недлинная щетина, которая не скрывала шрамы на виске, придававшие ему совершенно разбойничий вид. Лицо его украшали яростные светлые глаза и несколько подживших ссадин и царапин. Он стоял уперев руки в бока и не выказывая совершенно никакого опасения при виде пришельцев, хотя ни на поясе, ни в руках у него не было оружия.
Второй, укутанный в нечто, бывшее когда-то, скорее всего, черным плащом, сидел опершись о дерево и вытянув к костру неправдоподобно длинные ноги в черных сапогах некогда дорогой замши. Он поднял голову, откинув за широкие плечи длинные черные волосы, завязанные в хвост, и рука Пса словно сама по себе стиснула рукоять ятагана: на мгновение ему почудилось, что перед ним сам Лорд Рингор, Наместник Умбара. Почти такие же до жестокости твердые и холодные черты, строгий взгляд серых глаз, аура могущества и власти. Но несколько царапин на бледном худом лице подчеркивали молодость нумэнорца, а исходившая от него сила как будто бы не нуждалась во внешних проявлениях, скрываясь в нерушимом спокойствии взгляда, как форель на дне прозрачного, но глубокого родника. Псу вдруг вспомнились полузабытые слова о Морском Народе — «они опасны, как сама смерть». Он больше не боялся смерти, но этот человек внушал ему необъяснимый страх.
Третий, тщедушный сутуловатый южанин лет тридцати, подкладывал сучья в костер. Одеждой ему служило жреческое облачение, прежде красное, а ныне всех цветов и оттенков земли, пыли и грязи. При виде пришельцев он беспокойно стрельнул похожими на двух бурых мышей глазами в сторону переметных сум, брошенных у костра, и переместился так, чтобы в случае чего оказаться под защитой своих спутников.
— И вам того же, добрые люди, и вам, — откликнулся Альвион на приветствие первого из пришельцев, с любопытством их обозревая. — С кем честь имеем беседовать?