Сказка о принце. Книга вторая

Как не хватало ей книг, разговоров, какие бывали прежде у Изабель, всей прежней яркости и наполненности жизни, о которой она, казалось, давно забыла, да вот поди ж ты – тянет обратно, оказывается. Ей даже наяву порой мерещились балы… она кружилась, улыбаясь, в вальсе в паре с кем-то знакомым, только лица не разглядеть, говорила что-то, а музыка звала, манила так волнующе и прекрасно. Плач Яна вырывал из чудесной сказки, но переодевая или укачивая малыша, Вета все еще слышала сладкую эту музыку. И Патрик – она знала – тоже был где-то рядом…

Господи, неужели никогда, никогда больше не будет этого?

Маленький живой росток единственный привязывал ее к жизни…

* * *

Лейб-гвардейский Императорский полк был в Леране самым привилегированным, элита из элит, лучшие из лучших, и служили в нем сыновья самых богатых и знатных дворянских родов страны. Полковник Эжен де Лерон к сказочно богатым себя не причислял, но род его был древним, восходящим еще к Смутным временам. Пять сотен лет де Лероны верой и правдой служили королю и Отечеству на военном поприще. Поэтому назначение молодого Эжена – тогда еще лейтенанта – в Императорский полк ни у кого не вызвало изумления. Сам де Лерон службой своей гордился негромко, но твердо. Когда был совсем молодым, гордился командирами, когда получал каждый следующий чин, славил короля и собственную шпагу, приносящую ему удачу. Гордился… до недавнего времени. Чем будет гордиться его сын, когда – если! – выберет стезю военного?

Невеселые эти мысли приходили к де Лерону по ночам. Утром, сжав зубы, он вырывал себя из тяжких раздумий. Чего стоил риск, зачем нужна доблесть, если все, что было ему дорого, рушится на глазах теперь?

Еще пару лет назад кому расскажи – не поверили бы. Дожили: король у нас нынче – из жандармов! И жандармов же возвысил. Едва ли не на следующий же после коронации день Густав подписал указ о расформировании лейб-гвардии Императорского полка. Обязанности охраны дворца, церемониальных действий и кучи чего еще переходили теперь к Особому – вместе, конечно, с увеличением численности и охапкой всяческих привилегий. Смешно сказать, да и стыдно тоже: вместо лейб-гвардии у нас теперь – жандармы. Курам же на смех…

Офицеров Императорского раскидали кого куда. Двух братьев-графов Ретелей перевели – одного во Фьере, другого в Тарскую. Барона Вольфа отправили в Таларр; ну, с ним понятно, он хоть и знатный, но беден, точно церковная мышь, род древний, но обнищал. Самого де Лерона, против ожидания, можно сказать, и не тронули: оставили в столице, в Первом пехотном. Новые товарищи встретили дружелюбно и даже сочувствующе, но – все не то и все не так, а он уже не молод, чтобы все начинать сначала и привыкать заново. Не та форма, не тот распорядок, даже устав не тот. Впрочем, де Лерон быстро понял, что господам офицерам не до него. Тревожно как-то было в полку… вроде и не с чего, а тревожно. Разговоры полушепотом, фразы с намеками, ему, чужаку, непонятные… даже взгляды – настороженные, сумрачные. И это офицеры! А если та же зараза докатится и до солдат?

И любая пирушка, вечеринка или просто собрание на квартире у кого-нибудь из офицеров неизменно сводилась к одному: что будет дальше?

Даже тема войны не вызывала таких горячих споров и возражений. Ну, война и война, а мы – ее дети, не сегодня, так завтра, не мы, значит, нас… хотя, конечно, прошлые двадцать с лишним лет мира избаловали гвардию, и старики, воевавшие с Карлом Третьим, часто ворчали на беспечную молодежь. Но – ведь король-то из жандармов…

И о праве наследования говорили господа офицеры после нескольких бутылок версанского, и спорили о законности коронации Густава, и издевались над «товарищами» из Особого… И уже анекдоты ходили по столице: «несет особист стражу во дворце и получает приказ…». И возмущались, и доказывали, и едва ли не врукопашную шли. И как-то сама собой всплывала история бывшего принца, сосланного и вроде как убитого – тем более, когда объявились в стране самозванцы. И старые сказки рассказывали, а потом отмахивались: ерунда это все… а потом кто-то вспомнил, что вроде как и дерево из кабинета короля, говорят, куда-то делось. В общем, мутно все это, господа, и противно, и на душе невесело.

А уж почему и кто первым сказал слово «заговор», де Лерон не помнил. Может, и никто не сказал, оно само в воздухе висело…

Одна из пирушек закончилась уже под утро. Когда де Лерон шел к себе на квартиру, уже светало. После оглушающей дневной жары утро казалось почти прохладным, и де Лерон поежился под утренним ветерком, застегнул воротник мундира. Жаркая выдалась ночь, хоть и выпил он всего полбутылки, но сегодня ему везло – он остался в солидном выигрыше. Капитан Фостер, конечно, картежник тот еще, но нынче был явно не в себе – спал на ходу. Или, хмыкнул полковник, постеснялся выигрывать у старшего по званию. Де Лерон с удовольствием позвенел в кармане кошельком…

Сзади послышались шаги, полковник обернулся. Ну вот, помяни черта… то есть Фостера – вот он, догоняет широким шагом. Де Лерон улыбнулся.

– Что, капитан, фортуна изменила вам нынче?