Сказка о принце. Книга вторая

Цены на дрова и уголь поднялись, а зима – вторая зима в жизни Яна – тоже оказалась холодной. Бедняки мерзли, и Вета с Катариной заложили образок, оставшийся у Веты от Штаббса, и дешевенькое кольцо бабки, которое подарил ей муж за рождение первенца. Однажды Вета, роясь зачем-то в бабкином сундуке, увидела на дне его старые, полинявшие уже нитки для вышивки. Идея родилась быстро, и уже через две недели на новом, ни разу не стиранном полотенце красовались две розы. В следующую субботу бабка, уходя на базар, захватила полотенце с собой и вернулась довольная: на вырученные за него деньги она купила соли.

Вета никогда не считала себя хорошей вышивальщицей. В пансионе мадам Ровен она считалась рукодельницей ниже среднего: не хватало терпения и, наверное, аккуратности. Мадам, сама великолепный мастер вышивки гладью, чьи работы преподносились несколько раз в дар самой королеве Вирджинии, требовала от своих девочек почти безукоризненной правильности в подборе цветов и тщательности в работе. Не дай Бог оставить где-то свисающий хвостик нитки или сделать один крестик крупнее другого – заставит переделывать. А гладь Вете вообще, как она считала, никогда не давалась – то зазор между стежками оставит слишком видным, то сами стежки идут слишком внахлест. Скучное, кропотливое дело… она всегда лучше шила, чем вышивала. Правда, во дворце умение изящно занять руки считалось для фрейлины достоинством, но там никто не присматривался, сколько ты успела сделать за минувший день, и уж тем более за кривые строчки никто не ругал. Принцесса Изабель, однако, тоже охотнее танцевала и ездила верхом, чем вышивала. Так что особенной любовью к этому виду рукоделия Вета так и не прониклась. Начатые и неоконченные ее розы, маки, ромашки, попугаи валялись по всему дому, пылились в надежде быть завершенными; сколько раз пяльцы летали по комнате под досадливое «Надоело! Я лучше гулять пойду, чем этой ерундой заниматься!».

Нет, конечно, она любила рассматривать, что получилось у других. Особенно нравились ей вышивки Анны Лувье – вот кто мастерица! Ее панно «Море на закате» даже Ее Величество в подарок попросила и изволила одарить милостивой улыбкой, и даже немного золотой нити в дар преподнесла – с расчетом на следующее творение (которое так и осталось незаконченным). А покров, который в исполнение обета преподнесла в собор святого Себастьяна мадам Жевалли! На алом бархате – вышивка версанским жемчугом и двадцатью оттенками бежевого и коричневого шелка: Мадонна с Младенцем. А изящные диванные подушки-думочки, которые делала мама… Нет, Вета никогда не обольщалась относительно собственного таланта.

Но… то ли нужда заставит – соловьем запоешь, то ли заказчики у нее оказались попроще, и их устраивало. Пошло дело. Не так уж много свободного времени оставалось у Веты, да и Ян, чем бы ни был занят, увидев, что мать взялась за рукоделие, сразу бросал игрушки и крутился возле, так и норовил потянуть нитки в рот. Но плохо ли, хорошо ли, а развлечение стало теперь заработком. Вета вышивала еще довольно медленно, но аккуратно и втихомолку вздыхала, вспоминая дорогие шелка и бисер, которые едва ли не обязательными считались для каждой уважающей себя дамы-рукодельницы. Но покупатели не были особенно разборчивыми, и ее полотенца, а потом и скатерти стали подспорьем для маленькой семьи. Рукоделие Веты брали сначала соседи и знакомые бабки, потом на рынке Катарину стали узнавать и спрашивать, нет ли чего новенького. Видно, очень красивыми казались горожанам вроде бы нехитрые ее цветы. Просили свадебные рушники (узоры подсказывала Вете Катарина), хвалили и раскупали кукол, вышитых по примеру игрушечного клоуна Яна. Вета просиживала над работой вечера до глубокой ночи, и только ругань Катарины («глаза портишь да лучину зря жжешь, проживем мы и без твоей работы, а ну ложись сейчас же!») заставляли ее свернуть полотно и лечь, наконец, спать.

Платили, конечно, не всегда деньгами. Вернее, чаще совсем не деньгами. Дровами, яйцами, полотном, молоком для малыша. Лишних монет у тех, кто жил рядом, не было. Вета, не привыкшая к нужде, долго вспоминала, как десять золотых – что там, одно ее платье когда-то стоило больше! – они собирали всей улицей.

… Кончался ноябрь, Яну минуло полтора года, и то серое дождливое утро ничем не отличалось от прочих.

– А кто у нас маленький? А кто у нас вкусный? А кого я сейчас съем? Съем и косточек не оставлю!

Ян визжал, уворачиваясь от матери, носился из кухни в горницу и хохотал взахлеб. Вета нарочито неторопливо косолапила за малышом, протягивая скрюченные руки.

– Я медведь-медведь, я мальчика схвачу-проглочу! А-ам! – она схватила сына на руки и принялась целовать маленькие щечки и нос, смеясь и подкидывая малыша. – Ой, как вкусно!

– А ну, тихо вы, эй! – прикрикнула Катарина, выглядывая в окно. – Идет, что ли, кто-то? Дождь, ничего не разобрать! Неужто Митка?