Среди сгоревших и дотлевающих остовов убитые были повсюду. Старики, женщины, дети. Все жестоко порублены, заколоты, подняты на вилы. Я никогда такого не видела. Конечно, Джастер убивал, но он это делал для защиты, а не вот так… Для забавы.
В том, что здесь убивали ради забавы — я не сомневалась.
Повсюду стоял удушающий запах горелой плоти.
С простыми жителями расправились очень жестоко. Даже детей не пощадили…
Разве люди способны на такое?!
Мне было плохо, на глаза наворачивались слёзы, но я закрыла нос и рот рукавом, сдерживая чувства.
Слезами тут не поможешь…
— Эй, люди! — вдруг громко крикнул Джастер. — Есть кто живой?!
Кто живой? Да тут же…
— Тс! — он прижал палец к губам, напряжённо прислушиваясь, а затем спешился, кинул мне повод, сунул в руки лютню и поспешил к одному из домов.
Крыша дома сгорела полностью, матица и бревенчатые стены обгорели и обрушились внутрь. Дерево ещё тлело, от горечи и дыма на глаза наворачивались слёзы, а в горле сильно першило. Здесь же нет никого…
Но Шут метнулся в развалины.
— Не разбойники, не… Нечись лесная с мертвяками, — шамкала старуха. — Куды ж людям таку страсть сотворить…
На ночлег вместо тёплых постелей мы устроились в уцелевшей лачуге на краю леса и в стороне от деревни. Точнее, это был покосившийся заброшенный сарай о трёх стенах, державшийся на честном слове. Видимо, потому напавшие разбойники его не тронули.
Стреноженные, Ласточка с Огоньком стояли в одном углу сарая, а в другом расположились спасённые.
Три женщины, старуха с дедом, пятеро ребятишек, да мужичок, тягостно вздыхавший при взгляде на родную деревню. Почти всех их нашёл или вытащил из-под завалов Джастер.
— Что за нечисть, сколько? — хмурый Джастер осматривал мужичка, Керика. Голова у него была окровавлена, правая рука висела плетью. Кто-то из женщин принёс воду в найденном ведре, и мы отмывали ребятишек, заодно осматривая их. К счастью, отделались они только синяками да ссадинами.
А может, Джастер тоже их… возвращал к жизни?
Спрашивать я не стала.
— Хто б те ответил, трубадур… — судорожно вздохнул Керик под уверенными и сильными пальцами. — Налетели под утро, перед первыми петухами… Морды звериные да хари мёртвые, сами в шкурах, молнии мечут, огнём жгут… Никого не щадили…
— Вот как. — Джастер нахмурился. — И скотину тоже?
— Скотину свели, изверги. — подал голос дед. Им с бабкой досталось меньше всего. — Сожруть, не иначе…
— И не брали больше ничего? Ни добра, ни богатства какого?
— Как же не брали, ты шо?! — отозвалась одна из женщин, Агила. — И добро брали, и девонек моих малых… — она всхлипнула, вытирая слёзы. — Глумились, убивцы… И мужа с сыночкой…
Она закрыла лицо руками, не силах сдержать рыдания, а соседки обняли её, единые в своём горе. Они все потеряли родных и близких. И я ничем не могла им помочь.
Дети, самому старшему едва стукнул пятый год, сиротливо жались друг к другу. Ребятню Джастер доставал из погребов, куда их попрятали родители в надежде спасти от беды. Трое мальчишек, и брат с младшей сестренкой, которую он всё время держал за ладошку.
Как он их выносил на руках… У меня сердце кровью обливалось при виде замёрзших, исцарапанных и едва не задохнувшихся малышей. Джастер оставлял найдёныша возле меня и спешил дальше, неведомым чутьём понимая, где искать выживших. Старшего мальчонку, обнимавшего сестрёнку-двулетку, он так и принёс, обоих сразу.
Керика, пытавшегося защитить семью, ударили по голове и сочли мёртвым. Джастер достал его из-под завала. Агила тоже успела спрятаться в погребе, но крышку завалило, и она едва не задохнулась от скопившегося внизу дыма. Нанира удачно прикинулась мёртвой, а потом пряталась от каждого шороху. Она подошла к нам сама, услышав детские голоса.
Ребятишки бабам обрадовались не меньше, чем я. Всё-таки соседи, почти родные, а я чужая, хоть и травница.
Третью женщину, Олекшу, чудом не раздавило рухнувшей матицей.
Деда с бабкой Джастер и вовсе вытащил из выгребной ямы. Запах от них, даже умывшихся, шёл тот ещё, но оба были счастливы, что живы.
Джастер закончил перевязывать голову страдальца. Легко пробежался пальцами по висевшей плетью руке и резким рывком вправил выбитое плечо. Керик взвыл от неожиданности и тут же схватился здоровой рукой за голову.
— Руку побереги до завтра, и не дёргайся. — Шут выпрямился и посмотрел в сторону деревни.
— А ты куды ж собралси, молодец?! — всполошилась старуха. — На ночь-то глядючи! Колдун же у лиходеев заправляет!
— Колдун? — приподнял бровь Джастер, ставя ведро с грязной водой обратно на землю. — Что ещё за колдун?
— Микай его кликали, Тримвеля-кузнеца сын, — отозвался дед. — Отец его мнил, что волшебником малой уродился, а не нашли в нём дара-то. Микай — то подрос, к отцовскому делу рвение проявил, а случилась у него оказия, железка кака-то погорела. Тримвель побранил да забыл, а Нахломчик-то, сынка старостин, его колдуняшкой стал кликать. Оне обеи за Каринкой бегали, она никак выбрать не могла, хвостом вертела, от он оказией и взял.
— От и добегались, — вздохнула Агила. — Осадили бы обоих-то, глядишь и беды такой не случилось бы.