Ничего не говоря, Васёк ушёл из кухни и пошёл в свой угол. Там громоздился большой деревянный стол, который смастерил отец, когда Васёк был маленьким. Честно говоря, сколочен стол был так себе: отец явно не был великим плотником. Ножки начинали раздражающе качаться из стороны в сторону, стоило на поверхность что-то положить. Васёк сделал деревянные подпорки, но это не так уж и помогало: каждый раз, когда он усаживался за стол, ему казалось, что тот может развалиться на щепки от неосторожного движения.
Ему не хотелось ничего делать — он просто сидел на табурете возле стола и смотрел на голую стену без обоев. Мыслей в голове не было, только подступающее желание есть и спать. Мама осталась в кухне греметь посудой. Через какое-то время она выглянула оттуда. Васёк повернул голову и посмотрел на маму, ожидая новых упреков. Но её голос на этот раз был на удивление спокойным:
— Ты правда хочешь суп?
Он пожал плечами.
— Хорошо, я сделаю суп, — сказала мама. — Но в нём будет картошки мало, надо и о завтрашнем дне думать.
Васёк кивнул. Мама подошла к нему. Её руки были мокрыми. Она смотрела на него как-то странно, и он испугался, что на маму сейчас опять найдёт истерика и она начнёт его колотить. Он дрогнул, когда она коснулась его головы и ласково взъерошила жёсткие тёмные волосы:
— Как же быстро ты растёшь… По-хорошему, тебя в такое время кормить надо до отвала, чтобы, тьфу-тьфу-тьфу, недоразвитым не вышел. Но ты видишь, как у нас туго с едой…
— Я понимаю, мам, — кивнул Васёк. — Мне не так уж и хочется супа. Пусть будет плов, он тоже вкусный.
— Я сказала суп, значит, будет суп, — в тоне матери опять зазвучали стальные нотки, но она тут же смягчилась. — Сынок, ты не обижаешься на меня, ведь так? После того, как убили твоего отца, ты единственный, кто у меня есть, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Ты же это понимаешь?
— Конечно, мам. Я не обижаюсь. Как я могу?
Она нагнулась и слюняво поцеловала его в щеку:
— Обещай мне, что больше не будешь задерживаться после школы. Мало того, что вас в этой проклятой школе мучают, как узников, так ещё и после занятий шататься по улице… Это опасно. Могут случиться очень плохие вещи. Помнишь, что стало с Людочкой из квартиры сверху?
— Помню, мам.
— Вот и хорошо, — она снова провела ладонью по его волосам. — Будь очень осторожен, в наши дни это главное.
Она ушла. Васёк ещё немного посидел за столом, потом лег на кровать. Он уже вырос из неё, и приходилось либо свешивать ноги вниз, либо лежать на боку, скрючившись. На этот раз он выбрал второй вариант. Подложив руку под голову, он сонно изучал узор на рваной ширме, отгораживающей кровать мамы на другом углу комнаты. На кухне забулькал кипящий бульон, и тёплый аромат вполз в комнату. Васёк улыбнулся. Приятная истома охватила его, и в какой-то миг он вдруг понял, что чёрный прямоугольник на ширме — тот котлован, куда они сегодня сбросили Ганю. К центру прямоугольника прилипло что-то светлое — не иначе, как тело Гани. Оно высунуло из жижи голову, фыркнуло и поднялось на ноги. Ухватившись за край ямы, мертвый мальчик взбирался вверх, но сырая земля осыпалась под его пальцами, и он каждый раз падал обратно в воду. Тогда Ганя сжал кулаки и посмотрел на небо, откуда за ним наблюдал Васёк, и оскалился кривой усмешкой.
— Знафит, это фы скафал им, фто я мефтф? — его язык еле ворочался во рту, и слова выходили невнятными. — Ну смотфи у мефя, пидофок, жфи в госфи!
Он опять подошёл к краю котлована и принялся проталкивать своё остывшее неуклюжее тело вверх.
— Нет, это не я! — в отчаянии вскричал Васёк. — Я не виноват, ты уже не дышал, когда мы тебя сбрасывали! Это всё Шампур, он тебя кирпичом ударил, не я! Иди к нему, я ни в чём не…
— Чего это ты бормочешь? — сказал кто-то.
Он открыл глаза. Мама озабоченно рассматривала его, наклонившись над кроватью. За окном уже стемнело, и прямоугольник на ширме утонул в сумраке. У Васька отлегло от сердца.
— Плохой сон приснился.
— Даже сны нас не балуют, — вздохнула мама. — Ну, ты давай, и дальше спи на левом боку. Я же тебе говорила, что так ты себе на сердце давишь.
— Да, мам, просто я забыл, — Васёк попытался шевельнуть рукой, которую он положил под голову. Конечно же, затекла намертво.
— Забывчивый ты слишком, — проворчала мама. — Всё киваешь, говоришь, что понял, а как увидишь своих дружков-оборванцев, так и отшибает из головы все мои наказы… Ладно, вставай, ужин готов.