Сказка про крылья

– Но зачем?! – спросил Лёша. – Ведь все люди испытывают разные чувства. Да, многие из них неприятны, но это нормально. Не бывает ведь так, чтобы человек был такой весь только позитивный, радостный и сильный. Это ведь… нечеловек какой-то?!

– Именно, по-другому и не скажешь, – Леночка осознавала всю абсурдность своего поведения. – Понимаешь, это я сейчас об этом говорю и сама удивляюсь. А тогда мне это казалось нормой. Все знали меня хорошую. Я играла десятки идеальных ролей: идеальная дочь, идеальная подруга, жена, студентка, работник и так далее. Маски сменяли одна другую на протяжении дня. Маски были нужны для того, чтобы не быть уязвимой. Мне казалось, что если я покажу истинные свои чувства, то люди могут сделать мне больно, как-то навредят мне. Мне казалось, что безопаснее, чтобы они не знали. Пусть у них будет образ, созданный мною. И плевать, что это фальшь – так безопаснее. Мне кажется, я никому и не доверяла по-настоящему.

Если люди никогда не видели, что я плачу или что мне плохо, значит, они никогда не смогут меня обидеть. Если не видели, как я боюсь, то не смогут меня напугать. Мне кажется, даже родители не знали, какая я. Нет, не кажется. Не знают.

Но самое страшное не это. Самое страшное то, что я сама этого не знала! Я не знала, какая я настоящая. За всем этим ворохом масок я сама себя перестала понимать и чувствовать. Ты видел, что было со мной, когда мы входили в пещеру?

– Да. Ты была сама не своя. Похоже на приступ паники.

– Так и есть, это была паника. И я действительно была какая-то сама не своя по жизни. Быть не своей – это тяжело, это плохо. Это означает не знать, как чувствовать, не уметь этого.

– Прячась, ты пыталась не быть уязвимой для других, быть в безопасности?

– Думаю, да.

– Как ни странно – хоть мне это и кажется немного безумным, уж прости, – но логика в этом есть: нельзя сделать плохо тому, кого нет. Есть только одна проблема: тот, кого нет – его нет, понимаешь? Он не живёт.

– Лёш, я понимаю это сейчас, но как мне это было понять раньше?! Сколько себя помню, я всегда была такая. Никто не учил меня жить по-другому. Пока сама не набила шишек – не осознала.

– Да уж, некоторые вещи лечатся только граблями, – сказал Лёша философски.

– И не с первого раза, – подтвердила Леночка.

– Получается, что все эти отражения – это твои маски?

– Получается, что так.

– Они явно тебя ослабляют, и нужно от них как-то избавиться. Если ты хочешь, конечно.

– Хочу, ещё как хочу! Когда я впервые увидела их вот так, со стороны, они стали мне противны. Я же никогда не видела, как это выглядит, не наблюдала их со стороны. А ещё я почувствовала, каково под ними мне настоящей. Когда я чувствую одно, а они пытаются выдать мои чувства за другое. Такое ощущение, что я заперта в них, меня подавляют. Это как клаустрофобия, только в голове. Теперь я, кажется, понимаю, откуда мои постоянные приступы.

– А я теперь понимаю, почему ты не можешь летать. Как мне рассказывали, Ангелы – самые искреннее существа из живущих. Они самые настоящие в проявлении своих чувств и эмоций. Собственно, за это их все и любят, потому и тянутся к ним. Благодаря этому у каждого Ангела есть свой дар, которым он наполнен.

– Ты не рассказывал мне раньше.

– Как-то повода не было. Я не думал об этом постоянно. Вот сейчас начал размышлять над тем, что увидел, и вспомнил. Так что будем делать? Может, тебе чего-то хочется?

– Мне так отвратительны эти маски, что мне хочется разбить их.

– Поддерживаю! Если честно, я и сам этого хотел, ещё там. Когда ты стала терять сознание, я хотел разгромить их все.

– Полегче, – Леночка наконец-то начала приходить в себя, – это всё-таки я и мои проявления.

– Ложные проявления, – уточнил Лёша.

– Но уже родные, – добавила Леночка, – а со всем родным мы расстаёмся сложно. Не смотри на меня так. Я не собираюсь продолжать с ними жить. Просто я хочу сделать это сама – разбить их.

Леночка встала на ноги и посмотрела на поляну с зеркалами. Она понимала, что как только выйдет туда, все её отражения появятся вновь и снова начнут пить её. Она постаралась собраться с мыслями и продумать, как действовать, чтобы не потерять сознание снова.

– Хорошо, сама так сама. Постою, как обычно, рядом, – ответил Лёша. Кажется, слегка обиженно.

– Не обижайся, пожалуйста. Я знаю, что ты хочешь помочь. Но я правда думаю, что кроме меня, никто этого сделать не сможет. Ну представь, если мы перенесём это на жизнь. Ты такой заметил на мне маску, и бац! и разоблачил меня: мол, знаю, что тебе плохо, и ты только для виду улыбаешься. Ну молодец. И что я сделаю, как ты думаешь?! Я, которая прячется? Я, которая не хочу быть увиденной?

– Спрячешься ещё глубже? Ну или не знаю – поменяешь маску, будешь избегать меня… – ответил Лёша.

– Да. Не знаю, что именно, но что-нибудь в этом духе. Ключевое, что пока я сама не захочу снять маску, все меры будут временными.

– Да, понял. Наверное, ты права. Ну тогда скажу по-другому: если что, я буду рядом.

– Спасибо! Твоё «если что» звучит всегда очень надёжно.