Дюша – старая и умная, но сейчас сглупила. Ирэн не такая умная, но чуткая. Они обе наблюдали за Максимом и, казалось, слышали, как в его голове ворочались невероятные мысли, словно лязгали тяжелые гусеницы танка. Подозрение проникало в душу. Наконец, Максим прервал затянувшееся молчание.
– Так. Элементарной логикой я владею. Мозги мне здесь не отшибли – хотя теперь склоняюсь к мысли, что целились именно туда. Повезло. Давайте рассуждать.
– Зачем? – опять пискнула Ирэн.
– А ты надеялась меня совсем заморочить?
Ничего уже не помогло бы. Танк, впервые замеченный по дороге в Утылву, догнал Максима по улице Коммунальной, 6. Не БТ – быстроходный танк майора А. Нифонтова, а ГР – танк Гранит Решов. Ужасная железная машина с пушкой – и не менее ужасная правда. Кому нужна эта правда – и этот танк в мирное время? в другой реальности? В реальности нового века – краха советской империи и победы свободы и демократии. Танк совершенно чужд и невероятен. Но здесь, в Утылве, время словно застыло. Ничуть не страдающий из-за краха или победы (кого над чем или кем?) маленький тихий городишко в российской окраине, буйное цветение природы, жар, растекающийся в прозрачном воздухе. Тюльпаны и редивеи в Богутарской степи. Пыльные дороги. Простые недалекие люди. Тылки – совки. Румяные девицы на телегах. Старые саманные домики. Бетонные колодцы. Гопники с палками. Колоритные местные названия – Малыхань, Кашкук, Сутайка… Размеренная, заурядная жизнь. В чем же смысл? Ведь он был всегда! Вообще, в повествовании об Утылве и ее аборигенах очень часто употребляется словечко «всегда» (или «никогда», что одно и то же). Тылки приноравливаются к обстоятельствам и вполне удовлетворяются. Здешнюю жизнь нельзя охарактеризовать современным циничным языком – по выражению поэта алгеброй разъять первичную гармонию мира. Смысл здешней жизни не подвергается анализу – висит сладким цветочным ароматом в майском воздухе, прячется белым камешком на дне Виждая, цепляется легким пухом на крылах птиц, парящих над Пятигорьем. Точно во всем что-то было и есть.
Максим силился понять, что с ним происходит. И злился он не из-за непонимания – злость пришла, и пятна проступили на лице, когда он почти начал понимать, почти поймал кончик ниточки от того клубка, что привел его в Утылву. Он ощутил аромат детской сказки – наивной и ужасной, и ужасно притягательной. Та русоволосая девочка Маша с многоцветными глазами – с ней, очевидно, связана (или еще будет)
В сказке действуют силы зла – сказочные злодеи ворпани из подземного каменного дворца или даже родной дедушка Гранит – в точности как Темный Лорд Дарт Вейдер, тогда ты сам – как твой же любимый герой Люк Скайуокер; и вообще, наверное, круто иметь эдакого родственника, темная сторона силы очень притягательна Таинственная вершина Шайтантау словно всегда в тени среди других своих собратьев в Пятигорье. А в Максиме взыграло мальчишество – он почти протиснулся в тайную нору, почти угадал нечто важное… Бульк-бульк! погрузился в Негодь украденный хомут, и струи воды понесли его под землей к озеру Виждай. А Максим застрял на поверхности – не просунулся внутрь. Правильно говорила Ирэн Дюше: нечего его кормить. Посидит на диете – может, совесть проснется… Еще раз бульк! первые крупицы озарения потонули вслед за хомутом. Нормальность вернулась. Танка ГР (или БТ) не было. А была прежняя комната с деревянным полом, трещинами в беленом потолке, неказистой обстановкой, синим диваном. Сказка исчезла (
– Ах, вы все время знали! Делали из меня кортубинского дурака! Веселились за моей спиной! израненной, между прочим… Я верил вам, Дюша. Но тут целый заговор! Все, все…
Мысли Максима неслись по подземной реке прямиком в озеро Виждай – даже не булькали. Сомнений не возникало. Кругом враги. Дюшу тоже можно добавить в коварный список. Что-то список растянулся. Кто в нем? Родной дед Гранит, родная тетка, вредный старикашка (не Мобутя, он еще молодцом – майор! броня! с ним Максим просто не столкнулся, а старикашку, с которым столкнулся, звали Порываевым), рыжие ворпани, белый кот и теперь Дюша. У Максима никогда не было столько недоброжелателей. Была нормальная жизнь, но за пределами Утылвы.
– В чем ты меня обвиняешь? Приютила, кормила, поила, заботилась… – это опять Дюша.