Что касается ребят из молодежной ячейки и их реакции на появление незнакомца. Тут по порядку. О нем ничего не известно, но его привела Машутка Кулыйкина. В Утылве Машутка занимала совершенно особое положение – по наследству от Калинки. Сложно объяснить вещи, которые, тем не менее, для всех тылков безусловны. В чем же заключалась Машуткина особость? Да, не умна – бесхитростна, взбалмошна, резка. Никому, даже директорше, не удалось подрезать ее бойкий язычок. И ведьмой Варвару назвала Машутка, сразу все поставив на свои места. Машутка так могла сказать любому. Особое удивительное свойство позволяло девочке угадывать правду – точно красным лучом проникать в темные уголки и высвечивать потаенное, о чем человек даже не подозревал, а услышав, не обижался. В Утылве на Машутку не обижался никто. И друзья ее тоже своеобразные – покойная баба Лида (их отношения – старого и малого – точно можно было назвать дружбой), здоровый белый кот Кефирчик и странный субъект по имени Панька. Теперь, очевидно, появился четвертый друг – смуглый атлет с синей челкой, прикрывающей лицо. Кто он? что он? – ребята не ведали. Петькина команда пытливо воззрилась на Ивана Елгокова, но промолчала. Это неплохо – Иван почувствовал, что ему дозволялось остаться. Прерванный разговор продолжили, а гость обошел Петьку, вежливо тряхнув длинной челкой, и опустился на стул, поерзал, усевшись основательно – уходить он не собирался.
– Что делать будем? Митинг мы провели, и мир не рухнул. Это ты, Петька, на горе ночами дрожал как цуцик, а директорша даже не почесалась. Из мерседеса не вышла. Сегодня собрание в управе будет. Не верится, что Варвара вот так струхнет и сморгнет. Скорее, в бараний рог скрутит.
Эти разумные доводы излагал Юлик. И впрямь, ситуация неутешительна. Юлик всегда отличался сообразительностью и, чего скрывать, трусоватостью. Именно то, что цыбинские доводы достаточно разумны, задевало прочих участников библиотечных посиделок. Даже самые упорные и молчаливые братья Анютины не утерпели, огрызнулись.
– Стонешь, герой? А твой дед как собрался выступать? За кого? за правду? Или и нашим, и вашим? Варвару с места не стронуть, если ее боятся трогать. Твой дед заведет шарманку, что власть хорошая, и она лучше нас знает, не бросит…
– Будто вы лучше знаете? Вами Петька управляет. Куда он – туда и вы, братовья. Случаем, когда он в Мару полез, вы на стреме караулили? И драпанули, а Петьку дядька Рванов спасал. Хороши родичи!
– На себя оглянись! Ты первым с митинга сбежал. Мы еще все в круге стояли. С плакатами.
– Надо, чтобы меня тем здоровенным черным Ровером переехало? Я не хочу! Клобы вон уголовника ради забавы зарезали… Чик – и нету его…
– Так уж и зарезали? До смерти?
– Клянусь! Пол-лица вместе с носом ему отсекли. Чик! После такого не выживают…
– Ну… чего ж не хоронят? Мы бы знали…
– Кого? Уголовника? Он же не местный. Подождут, когда явятся бандюки из Кортубина. Мафия в черных очках. У них свои обычаи – мафиози по-своему хоронят… Кино про бригаду все смотрели?
– Слушайте больше сказок! и смотрите по телевизору, – подал голос Иван, желая быстрее очутиться в компании своим (для начала хотя бы заинтересованным). – Знал я одного старика. Бабаем звали. В девяностые считался бандитом – и не рядовым. Так вот, умирал он в хосписе, и никто к нему не приходил – ни в черных очках, ни без… Похоронили как бомжа. Где оно, хваленое воровское братство? Старик мне рассказывал – больше некому было – как раньше деньги рэкетом выколачивали, коммерсов в страхе держали, на тачках чуть ли не с автоматами гоняли, с другими бандами воевали. Кортубин от них стонал… А умирал Бабай один. Никому не нужный.
– То есть, в Утылве похоронят? уголовника. Ты же говорил – зарезали его.
– Я говорил?! Ах, да… Это я для примера, что Клобы все могут сотворить. Я жить хочу.
– Трус ты!
– Не трус. И уж точно не предатель. Как твой друг Лешка. Я его в мерседесе директорши разглядел. Сидел там и веселился, когда меня чуть не задавили. Лешка и не думал ворпаней остановить…
– Ты говори, да не заговаривайся, – отрезал Петька. – Я допускаю, что Лешка в директоршу влюбился по уши. Красивая баба. Глаза у нее синие, пронзительные. Охмурила. Но что Лешка сподличал – не поверю.
– Его собственным словам веришь? Что он в бабылидином дворе пел? Все слышали!
– Меня там не было.
– Ты по ночам боишься на улице… Но тебе передали. Конечно. Петька, не юли. Спроси у него сам! Или он с тобой не общается? Ты для него обыкновенный тылок. Ниже его достоинства. Спроси, почему. Если получится спросить…