Сказка про наследство. Главы 16-20

– Генрих Прович, не лукавьте. Мы все заслуживаем, что имеем. И вы, и я. Награда всегда находит героя. Справедливо. Знаете, в вашем случае бесполезно ждать понимания. И благодарности. Ну, не суждено… Лучше забить и стать ворпанем. Это выход.

– Кем-кем? Сказочным зверем? Предлагаете этим мне утешиться? Ворпань – отрицательный персонаж ваших сказок? Конечно, как же иначе… Других персонажей нет? А то не утешает…

– Ну, можно еще стать котом – белым и пушистым. По крайней мере, для маскировки…

– Вы им стали? Цинично, – Сатаровские серые глаза блеснули. – Нет, а че? Вы меня заинтересовали, Владимир Игнатьевич. Именно вы. Не ваши спутники. У директора завода на лице написано… Неважно, что написано – вы сами его выдвинули в директора. Второй, я так полагаю, ремонтник – суровый и прямой – собрать-разобрать, закрутить, отвинтить. За него я уверен. Полезный специалист. И на комбинате нашел бы применение… А вот вы кто? Странный разговор получается…

– Я не идеалист. Не так смешон, смею надеяться… И ничего не читаете вы на моем лице. Олигарх – не значит прозорливец… Вам сейчас сколько, господин Сатаров? За сороковник перевалило? Молоды еще. Чтобы в наше время такую карьеру в сорок лет – да ни в жизнь при тогдашней геронтократии. А теперь свободы и возможностей добавилось, но не для всех… Мне тоже было столько, когда не стало моей страны. То есть, шестой десяток проживаю. И я не старый, выживший из ума маразматик… Почему маразматик? При хотя бы капле ума никто сегодня не причисляет себя к коммунистам (кстати, КПРФ – не коммунисты). Советская идеология исчерпана – этот источник высох. Ведь как бурно фонтанировал вначале! достал до небес…

– Я понимаю. У меня тоже нет маразма. Мой отец, дед – тоже были коммунистами. Прошлое не изменить. Не ухудшить и не улучшить. И даже говорить о какой-то вине – наверное, несправедливо… – Генрих искренне опечалился.

– Вы меня утешаете? Спасибо, не нуждаюсь! – Щапов не принял сочувствия. – Это моя жизнь, и я прожил ее честно, не размениваясь на пустяки! И не продался! Хотя… Хотя на каждое гордое заявление «я не продаюсь!» следует вопрос «а вас покупали?».

– Шутите? Еще одна шутка после той, которую я не понял? Что продешевил с постным маслом? Точно бьете меня по лицу словами. Я вас не покупаю. В вашей честности не сомневаюсь… А я, значит, нечестен? Ворюга – украл народного добра, сколько Поворотов с Пятнашковым на тысяче грузовиков не вывезли бы…

– Я вас не обвиняю, Генрих Прович.

– Почему же? Будьте последовательны и принципиальны. Как коммунист…

– Не хочу, чтобы кто-то из нас двоих стал объектом обвинений или насмешек. Неизвестно, что хуже. И уж совсем контрпродуктивно. А надо – нам, тылкам, очень надо! – найти нашей проблеме удовлетворительное решение, – Щапова нелегко сбить с толку.

– Ага. Утылве очень надо… То есть на заводе у вас ворюги, а я белее снега – белого кота? Замечательно! Пока вам надо, я главный буржуин, но не вор?

– Генрих Прович, мы с вами не дети. Не члены молодежной ячейки. Я был бы рад вернуть молодость.

– Кто ж не хочет вернуть… Да, не невинные детки. Ну, я-то понятно, а вы в чем провинились? Такая кристально честная жизнь. Я без насмешки. Вы ведь начинали трудовую биографию на комбинате?

– Точно так. Но не пролетарием. Мастером на стане. Молодым, наивным, глупым. Зажигали мы тогда и в соцсоревновании, и в своей комсомольской ячейке. Поэтому нынешних деток я понимаю.

– Наверх вы пошли резво.

– В проложенном русле. Рыл в русле норы… Молодежная бригада. Республиканский семинар передовых прокатчиков. Нашей большой ячейке – комсомольской организации комбината – вручили Памятное Красное знамя (оно сейчас в музее КМК). Эх, ударился в воспоминания. Для вас это смешной анахронизм. Как и флаг над трубой в Утылве… Меня избрали секретарем. Ездил делегатом на 18 съезд. Потом учеба в Москве, карьера по линии ЦК ВЛКСМ, Афганистан. Мне нечего стыдиться!

– Кристально честная жизнь. Пока ровная прямая – все вверх и вверх, забираясь на башню. Но потом ведь что-то случилось? Выпала скоба. И вы упали, – тон Генриха был проникновенным и потому опасным.

– А корыльбун не подхватил… Из Афганистана я вернулся на родину. Уже из Кортубина забрался сюда – в Утылву… Конечно, наше живописное местечко темной норой не назовешь. Сказочное Пятигорье.

– Красота неописуемая! инопланетная… Когда ехали сюда, любовались – голубое небо, степь до горизонта, и серая дорога извивается. Одуряют запахи весны – сладкие, горькие, кислые…

– Да, у нас здесь рай. Долина счастья.

– Вы живете как в раю. Отгородились от внешнего (не доброго и не сказочного) мира. Ловкие тылки! Но мир вас все равно достал – с заводом вашим…

– Не нашим, а холдинга… Верно. Не просто достали – за горло взяли. Вот мы и трепыхаемся… Вас, должно быть, забавляет, господин Сатаров?

– Не забавляет. Опасны для жизни эти забавы!

– Не прибедняйтесь. Вас не столь легко обидеть, – Щапов не поддался на Генрихову обходительность.

– Скажете, что я тоже не наивный идеалист? Мир не идеален. От мира не отгородиться, и его не переделать!