Лариса почувствовала, что с нее хватит. Больше не могла ждать. Уже к финалу диспута о судьбах мира и Утылвы – убедившись, что все в порядке (спорщики целы и невредимы) – женщина решилась на рискованный шаг: оставить свой пост и наведаться домой. Лично проверить, что там тоже спокойно, и бегом назад. Она прикинула, что это займет часа два (с запасом). Поворотов сопел в кресле – его ничего не интересовало. Приезжий олигарх любезничал с коммунистом Щаповым (подобралась парочка! хорошо, хоть не дерутся, а культурно разговаривают), после наверняка завалится спать до утра. Даже у олигарха есть предел его человеческих (или же нет) возможностей – предел есть по-любому. Значит, очерченный временной промежуток свободен.
Лариса не стала переодеваться – поверх коричневого халатика набросила голубую ветровку, растряхнула по плечам пшеничные пряди, подхватила сумочку и сбежала через черный ход. Зеваки дежурили с фасада гостиницы – рядом с клумбой с поникшими красными и белыми тюльпанчиками. Ларисина предосторожность была вознаграждена – женщине удалось ускользнуть незамеченной. Дорогой очень торопилась. Особенная уличная синева не привлекла ее внимания. Сама Лариса с голубыми глазами и в голубой ветровке тоже не контрастировала с общим синим фоном. Магия коварной ядки постепенно усыпила бдительность Утылвы. Только Ларисин острый носик поморщился – синие цветы пахли сегодня особенно сильно. На своем пути (до панельной пятиэтажки на улице Коммунальной, 8А) женщина не пересекла бабылидин двор, но пробежала совсем близко – под стеной Мобутиного барака. Никого не видела, но все же удивилась. Дело в том, что в связи с тяжелым экономическим положением и мировым кризисом, не один месяц (и не полгода) по ночам Утылва погружалась в синюю тьму. Фонари зажигались в нескольких местах: у гостиницы, мэрии и заводоуправления – там нужнее. Кашкукские переулки освещались электричеством от окон жилых домов – тьма частично рассеивалась, но всего не разобрать. А тут из-за барачной стены струилось серебристое свечение. Его источник находился в бабылидином дворе (или поблизости) – и непонятно, что это было. Фокус какой-то. У Ларисы нет времени удивляться – она просто пробежала мимо. Забравшись по ступенькам на второй этаж, дрожащими пальцами воткнула ключ в скважину замка Нифонтовской квартиры – повозилась, прежде чем открыть. Наконец, распахнула дверь. Прямо с порога закричала.
– Ирэн!.. Ирэн, это я! Пришла ненадолго с работы… Ирэн, у меня мало времени…
В ответ тишина. У Ларисы дыхание перехватило (как у Тамары Кулыйкиной, когда та стояла перед пустой мэрией и с ума сходила от беспокойства за Сереженьку). Ларисины мысли закружились вихрем. Сестра не могла никуда уйти – не в том состоянии, в котором оставалась в квартире – в полной апатии. И так Ирэн чувствовала себя уже несколько дней. Последний эмоциональный всплеск случился (и утомил ее) накануне бабылидиных поминок – тогда Ирэн в ярости кричала и бушевала на балконе и закидала картошкой местного бизнесмена Федора Цукова. Жених выискался! После такой эскапады силы истощились
Воображение Ларисы рисовало страшные картины – вплоть до того, что ворпани утащили Ирэн по приказу Варвары. Ведь сестра во всеуслышанье сказала, что влюбленный в ведьму Лешка – дурак и идиот клинический. И вот, пожалуйста! поплатилась… В синей ночи за балконным стеклом шевельнулось светло-голубое пятно – это топик, обтягивающий бюст Ирэн.
– Вот ты где! – Лариса облегченно перевела дух. – Чего там рассматриваешь? Ночь ведь… В Утылве сейчас сумасшествие происходит!.. Я за тебя боялась.
– Глупости! Нечего за меня бояться. И пожалуйста, не тарахти… Экая ты встрепанная. Глаза круглые… Примчалась как на пожар…
Лариса немало изумилась. Ирэн, действительно, не выглядела несчастной, то есть не входила в список пяти страдающих женщин Утылвы. Помните, кто там? Дюша (Г.В. Авдонина), Таисья Елгокова, Людмила и Тамара Кулыйкины. Логично, что пятой должна быть Ирэн. Но она абсолютно не страдала! И вид у нее лучше, чем у измученной старшей сестры после суток дежурства в гостинице. А значит, пятое место (даже не призовое) досталось Варваре.