Сказка про наследство. Главы 16-20

Программа масштабной модернизации была доверена КорИСу – местным разработчикам, конструкторам. Предлагалось замахнуться на принципиальные новшества. Уже не удовлетворит простое копирование зарубежного – пусть и удачного – опыта. Перед Максимом поставлена серьезная задача – точнее, рамки к этой задаче не выставлены. Прям по-сказочному: пойди туда, не знаю куда – найди то, не знаю что. Пойти нужно было немедля, а найти еще вчера. И пошли! Пока комбинат барахтался в тисках мирового кризиса и сражался за выживание, КорИС выпустил в полет корыльбуна. Составлена (и одобрена управляющей компанией Стальинвест) программа технической модернизации производства на десять лет. Стоимость – сотни миллионов долларов. Укрепление и расширение позиций комбината на целевых рынках. Проекты прежде всего по электросталеплавильному и листопрокатному производствам, усовершенствования в мартеновском цехе. За подобную серьезную работу Марат Григорьевич Елгоков и его команда в свое время получили Государственную премию.

2008 год серьезно напряг бабылидиного племянника. Дело вовсе не в карьере политика, которая сама собой сбулькала – и этот бульк не услышал никто, даже Максим. У него появилось по-настоящему важное дело, о котором впервые зашла речь в номере тылвинской гостиницы. Возвратившись домой, Максим развил бурную активность. В КорИСе сформировали группу спецов – так сказать, мозговой штаб подготовки модернизационного проекта АО Наше Железо. Привлекли ближайших соратников покойного директора института – еще советских докторов и кандидатов технических наук. Кое-кто из стариков в восьмидесятые годы участвовал в реконструкции основного производства КМК. Тогда специалистами руководил Марат Григорьевич Елгоков, а теперь Максим Маратович. Логично – сначала отец, потом сын.

Коллеги отца выступили немалой движущей силой проекта. Их знания, опыт, вообще, бесценны. Энтузиазм стариков заражал молодых. А молодые-то кто? Поколение сорокалетних – Максим и Ко. Не похвастать особыми научными достижениями за годы свободы, демократии и всесильного рынка. Но разве только их вина? После Союза комбинат существовал по инерции – на имеющихся ресурсах. Деградация явная. А КорИС – Кортубинский институт стали – неразрывно связан с КМК. Отсутствие масштабных целей, нужды технического прорыва обесценивает интеллектуальный труд института. Сплоченный коллектив, созданный под руководством М.Г. Елгокова, не уцелел в пертурбациях постсоветской действительности. Проредился изрядно. Многие коллеги Максима ушли в бизнесмены, в чиновники, в политики – как, например, Леонид Чигиров. Более выгодное занятие. Другие уехали в Германию, США, Израиль – там востребованность, а здесь стойкое ощущение пустоты, дикой степи с крохотной деревушкой со смешным названием Батя. Нет НИЧЕГО. Не тут, а там кортубинские ученые преподавали в университетах, вели научные разработки в лабораториях, получали гранты и даже поселялись на чужбине навсегда. Это цена поражения для всех нас – и тех, кто уехал, и тех, кто остался.

КорИС всегда был силен местными кадрами. Кортубин – не Москва, сюда со всех концов Союза не приезжали. Не академическое заведение – рабочая лошадка. Заточен под практические задачи своего региона. И когда пришло время Максима, ему ничего не надо было выдумывать. Об этом ему говорила Юлия. Максим понял только сейчас. Или не так – понял, когда ему нужно стало. Только так мы все начинаем понимать.

Степень ответственности КорИСа в нынешней модернизации чрезвычайно высока. Он осуществил подготовку проектов всех объектов. Также отвечал за техническую сторону конкретных контрактов с поставщиками серийного оборудования для оснащения объектов. А по факту был задействован во всей схеме по проектированию, поставкам, строительству, монтажу, пуску и наладке.