– А вы разве не знаете? Ну, конечно, не знаете… Только напраслину возводить горазды на человека – на слабую, беззащитную девушку… Сегодня утром из Кортубина ехала машина. В Новый Быт направлялись и свернули с тракта раньше. В степи, по грунтовке, что на огороды ведет. Вот клубочек и привел… А он лежит в траве. Думали, пьянчужка какой. Думали, привиделось… А это не наваждение – это наш мэр…
– Пьяный? Пятнашков, будучи на должности на ТыМЗ, напивался до чертиков и сбрендил. Что за околесицу он нес на собрании в управе! Перед директоршей выслуживался. А Варвара ему дала понять – пусть любовь у нас, и голова у тебя умная, а все равно откушу… Пятнашков струсил, что сомкнутся ядкины челюсти, и сорвался в бега. Поймали его… Деда Мирона жаль… Теперь и очередь мэра пришла…
– Ах, нет, от него не пахло. Ни кисло – никак. Не пил ни капли – именно водки не пил. Зато бредил, что хотел напиться воды из колодца… Колодец на Сыродиевском хуторе, – сбивчиво передавала Кулыйкина.
– Так они же всем кагалом – бывшая и нынешняя власти Утылвы – ездили к Сыродю серьезно поговорить и, на худой конец, поклониться. Еле ноги оттуда унесли. Бежали на пару – Пятнашков с Колесниковым. Сперва до казахской границы, а после в Лондон.
– В Лондон? Крюк большой.
– Подумаешь, Мобутя дальше бегал, но нашенской границы не пересекал. Его партийная сознательность держала – ведь воевал за эту власть… Ну, Мобутя голову на плечах сохранил. А Витька Пятнашков сбрендил, верно?
– Это он на голову сбрендил. Ноги здоровые, крепкие. Лошадиные. Часа за три проделал путь до Утылвы. До Нового Быта.
– Чего ж так? Из Чагина до Кашкука несравнимо ближе?
– Там на въезде в город засада. В кустах волчавника ворпани сидят. Перебинтованные – драться не могут, но плюются… Поэтому Витька с Сережкой решили в обход идти. Нет, а че? Нормальные герои всегда идут в обход.
– Нормальные? Колесников тоже нормален? Как Пятнашков?
– Не похоже. И не тоже. Сережка с утра трезвый был как стеклышко – как то самое, дивье. Готовился к визиту к английской королеве. Но Варвара исчезла, а Сыродь – хуторской мужик лапотник, грубиян… Однако же стоял вопрос – выжить или нет Утылве. Сережка серьезен, как никогда – понимал, что от мэра зависит… И потом, наша водка – хороший продукт. Не гадость всякая – типа метаксы.
– Хорош языком чесать! Не врубаюсь я. Кто пил – кто не пил, и кто в итоге сбрендил…
– Не Тамарочкин жених, конечно, – поспешила объяснить Кулыйкина. – Он столько прошел – на жаре, по степи – крюк сделал и упал без сил. В траву под столбиком. На него наткнулись…
– Под огненным столбиком? – вырвалось у Ивана. Его юмор не оценили (а Иван вовсе не шутил!).
– Просто лежал. В траве. Нельзя, что ли? А увидели его из-за того, что он к столбику привалился.
– Что за столбик такой? Не огненный ведь?
– Самый обыкновенный. И это не столбик вовсе – памятник из нержавейки. Ему уж не один десяток лет. Проржавел. Синяя краска облезла, табличка болтается на одном болте, остальные крепежные дырки пустые. Мне рассказывали… Могила старая. Из прошлого века. По дате – так старше захоронения на Кашихе. Сразу в траве не разобрать. Да ее там никогда не видели. Откуда могилка в степи?
– Как откуда? Рядом Новый Быт – целый микрорайон пятиэтажек. Там жителей достаточно – следовательно, и покойников… Если же без шуток. Ведь и раньше в степи хоронили. Не в Утылве – в окрестных хуторах. Не удивительно встретить могилу. И плиты из песчаника ставили – как надгробия.
– Нет надгробия, нет оградки. Просто столбик. На табличке фамилия стерлась, а имя можно разобрать – Горгин, 190…год. Просто и ясно. Провалиться мне на этом месте! Я не вру.
– Получается, ваш предок, Лариса? У Мобути два брата имелось – Горгин и Покор. Все становится ясным.
– Так это что? это кто? А как покойник оказался папой нынешнего Сыродя? Ведь обоих – отца и сына – звали одинаково: Г. Сыродь. «Г» – то есть Горгин, а не то, что ты подумал…
– Может, тебе ясно, но не нам. Ведь звали Сыродем – не Нифонтовым. Соображай! Изначально Нифонтовы родом из Чагино – их хутор к югу от Утылвы, а Новый Быт совсем не там. Как Мобутин брат очутился рядом с Новым Бытом? Могилка что, мигрирует? Как дивор в степи?
– Он же пропал – брат-то. Мобутя рассказывал. Однажды ушел из хутора и пропал. Если зимой ушел – то замерз.
– А если летом?
– Тоже чего-нибудь случилось. Например, ворпани его съели. И похоронили останки в степи. Инстинкт у зверей – спрятать, закопать косточки…
– Кто похоронил? Ворпани? Собственноручно – рыжими своими лапами – могилку выкопали? Плиту установили. И столбик. Место обозначили. И до сегодняшнего дня на ту могилку никто не натыкался. А при чем здесь Сережка Колесников? Он же родней Нифонтовым не приходится.
– Кто точно удостоверит? Всякое бывает. Разве думали, что младший Дюшин дурачок – сын Сыродя?.. А Колесников – чей сын?
– Папы с мамой… Лежал-то почему на чужой могиле? С мэром солнечный удар?
– Удар со всеми нами! Теперь кто от тылков пойдет к олигарху и предъявит наши требования?