Сказка про наследство. Главы 16-20

Младший Сатаров очутился вдали от Кортубина, от папочки-олигарха и его охранников – в совершенно незнакомом месте. Он спускался с одной из пяти возвышенностей Пятигорья – с Казятау и чувствовал сейчас примерно то же, что и его дядя Максим Елгоков. Обступало незнакомое пространство. Уже начали сгущаться синие сумерки. Что-то внутри беспокоило Дэна. Стало буквально потряхивать. Замерз что ли? Может быть. Однако майские ночи в Утылве теплые. Выходит, замерз он не снаружи, а изнутри. Странное ощущение – словно мурашки бегали не на коже, а под ней.

В голове вертелись события почти прошедшего дня и странные мысли. Что за… Дэн затруднился, как это назвать словами – как отнестись разумно. Вот сейчас в Пятигорье – в освежающей синей прохладе – он бежал, и на бегу словно напоролся на невидимую грань, которая разделяла «до» и «после». Сомнительно, чтобы молодая жизнь сатаровского наследника содержала «до» и «после». Ведь юноша только начал жить… Сложно объяснить нынешнее смутное ощущение – надо его сперва пережить, получить этот странный опыт.

Нет, Дэн не дурак – кое-что угадывал, сопоставлял. Подобный фокус уже проделывался при въезде в Утылву. Отец и сын Сатаровы словно натолкнулись на разделительную грань – первую красную черту, которая пролегала аккурат по знаку на пригорке – на бетонном постаменте сваренный из труб треугольник, на нем надпись «УТЫЛВА». До этого все было предсказуемо, а что там, за разумной гранью? Вот сейчас Дэн сбежал по склону с Казятау – как выпал в темноту – в неизвестность.

Точно по волшебству сменились декорации. День окончательно прожит. Синий вечер. Безлюдно. Не видать признаков цивилизации (сильно сказано!), хоть какого-то города – пусть и Утылвы – убогих построек, заборов, деревьев, дороги. Прошлое в проделанном фокусе исчезло – провалилось в дырку. Точно ничего не бывало вовсе. Не возвращаться же обратно к недружеской компании местных ребят – какой-то фантастической ячейке. Ветер. Холодно и одиноко на душе.

Пустое, неограниченное пространство вне времени. Вне любого времени – тоже на грани того, что было и чем все закончится. Не нами, и это самое страшное… Дэна впервые посетили такие – для его возраста дикие (дивьи) – мысли. Например, сейчас ночь. Условно, ночь… Да ночь, ночь! И каково оказаться сейчас в ночи современному самонадеянному молодому человеку? Одна из тылвинских ловушек – ты не заметил, как: бац! корыльбуна насадили.

Нежный девичий голосок окликнул Сатарова-младшего.

– Стойте! Погодите… Да стойте же! Куда вы идете?

– Куда глаза глядят…

Дэн не оборачивался, будучи уверен, что его позвала та шатенка в платье невероятной расцветки – с желтыми горошинами и зелеными стручками на синей клетке. Она единственная из всей ячейки отнеслась к нему по-доброму – напоила водой жаждущего.

Юноша Сатаров обозревал окружающую картину. Темнеющие очертания соседних вершин. Ближайшую Кашиху. Обособленную, внушающую некие опасения Шайтанку – словно заключенную в себе. Суровую массивную Пятибок-гору. К югу ровную степь и вдалеке снова возвышенности и огни на них – курортный комплекс Редивей. Вечер в полном своем праве. Окутывает завеса общей усталости и даже облегчения. У всех, кроме Дэна.

– Вам лучше вернуться в гостиницу, – девушка говорила прерывисто после бега. – Сейчас лучше! Пока ночь не настала…

– Удивительно…

Дэн кое-что отметил – а может, в его разгоряченном состоянии почудилось. Слишком многое в Пятигорье чудится… Степь выдыхала, укладывалась ко сну. Шум дневного бодрствования упал до жужжания, хрусткого шелеста как от махов невидимых крылышек кузнечиков, жуков, стрекоз, корыльбунов. Близкая ночь скроет все… И тут Дэн заморгал часто, сощурился – вроде его глаза обнаружили вкрадчивое серебристое свечение – какой-то новый оттенок в синих сумерках. Пятигорский феномен.

– Что там? – Дэн вытянул подрагивающую руку.

– Где – там? – Леся проследила за его жестом. – Богутарская степь – государственный заповедник еще со времен Союза. Участок первозданной природы. Полное раздолье для обитателей. Нельзя охотиться на редких и исчезающих представителей фауны, нельзя рвать ничего из флоры. Самый знаменитый наш символ – дикие тюльпаны. Еще редивеи…

– Синие?

– Почему синие? Тюльпаны Шренка – белые, красные, желтые, встречаются и пестролистные.

– Но этот синий оттенок? Мне ведь не кажется? И еще звук – будто бы шуршание… Там что-то – или кто-то – движется. Я не шучу!