Услышав признание Миллуччо, Йеннарьелло утешил его наилучшим образом, каким только мог, сказав брату, чтобы тот не падал духом и не вдавался в меланхолию, ибо он, Йеннарьелло, чтобы исполнить его желание, решается пойти странствовать по свету, пока не найдет женщину, которая является оригиналом этого камня. И вскоре, нагрузив полный корабль разными товарами, одевшись как купец, он отплыл в Венецию — зеркало Италии, пристанище доблестных мужей, каталог чудес Искусства и Природы, — где получил охранную грамоту для путешествия по странам Востока, а оттуда направил паруса в сторону Каира. Достигнув Каира и войдя в город, он увидел некоего человека, несшего прекраснейшего сокола, и сразу его купил, чтобы привезти в подарок брату — заядлому охотнику. Чуть погодя, увидев другого, с добрым конем, он купил и коня, а затем устроился в одной таверне, где и прилег отдохнуть после изнурительного морского путешествия.
На следующее утро — когда войско звезд, получив хороших пинков от генерала Света, сняло палатки в лагере Неба и оставило позиции — Йеннарьелло стал обходить город, с зоркостью рыси разглядывая каждую попадавшуюся навстречу женщину, думая, что, может быть, по какому-то случаю он найдет такую, чье лицо имело бы некоторое сходство с мрамором. И таким образом бродя по улицам наугад, оглядываясь, как вор, бегущий от полиции, он встретил оборванца, носившего на себе целую больницу пластырей и лавку ветхого тряпья, который обратился к нему: «Благородный человек, какая у тебя забота, что я вижу тебя таким обеспокоенным?» «Почему ты думаешь, что именно тебе я должен рассказывать про мои дела? — отвечал Йеннарьелло. — Хотя как раз для тебя это хорошая возможность заработать на хлеб — пересказать мои дела перед сыщиками!»
— Э, не торопись, прекрасный юноша, — сказал нищий. — Человеческое тело не продают по весу. Если бы Дарий не рассказал конюху о том, что его заботило, не стал бы владыкой над Персией[519]
. Так что и для тебя не великая беда поделиться твоими заботами с бедным оборванцем, ибо нет на свете такой палочки, которая бы не сгодилась хотя бы на зубочистку.Йеннарьелло, слыша, что бедняк говорит учтиво и разумно, рассказал ему о деле, что привело его в эти края, и о той, которую он ищет с таким старанием.
И нищий отвечал: «Так смотри же, сынок, как должно быть внимательным к каждому человеку. Ибо хоть я и навоз мира сего, но все-таки способен унавозить сад твоих надежд. Послушай же: я постучусь в двери одной прекрасной девицы, дочери волшебника, будто бы прося подаяния. Аты держи глаза хорошо раскрытыми, смотри на нее, наблюдай за ней, измеряй, оценивай — и, поистине, узнаешь в ней образ той, которую желает твой брат».
Сказав это, нищий постучался в двери одного стоявшего неподалеку дома, и из них выглянула Ливьелла, которая бросила ему ломоть хлеба. Только лишь Йеннарьелло ее увидел, она сразу же показалась ему домом, построенным точно по плану, нарисованному Миллуччо, и он, дав щедрую милостыню оборванцу, отпустил его. А сам, вернувшись в таверну, переоделся, приняв вид торговца галантереей, из таких, кто носит в паре коробов все красоты мира. Он долго ходил перед домом Ливьеллы, нахваливая свой товар и зазывая покупателей, пока она его не окликнула. Она оглядела красивые кисеи, накидки, ленты, вуали, кружева, бахрому, подвески, застежки, булавки, чашечки для румян и роскошные шляпки, которые он разносил, просмотрела и сто раз пересмотрела все товары и наконец попросила его показать ей что-нибудь еще такое же красивое. И он отвечал: «Госпожа моя, в этом коробе я ношу вещи обычные и дешевые. Но если бы вы почтили вашим посещением мой корабль, я показал бы вам нечто невероятное: у меня есть подлинные сокровища, есть прекрасные вещи, достойные великих господ».
Ливьелла, у которой не было недостатка в любопытстве, свойственном женской природе, сказала: «Ах, если бы мой батюшка не был в отлучке, мы бы с ним прогулялись до вашего корабля». «Тем лучше, что он не здесь, — отвечал Йеннарьелло. — Может, ему эта прогулка не была бы в удовольствие; а я покажу тебе украшения, от которых кружится голова. Какие ожерелья и серьги! что за пояса и корсеты! а какие нагруднички! а какие браслеты! а какие вышивки! Одним словом, я хочу, чтобы ты позабыла себя от восхищения».
Ливьелла, услышав о таких великолепных вещах, позвала одну из подруг составить ей компанию и отправилась к кораблю. И когда она взошла на него, пока Йеннарьелло очаровывал ее, показывая одну за другой прекраснейшие вещи, моряки проворно подняли якорь и развернули паруса. Когда девушка смогла оторвать глаза от товаров, корабль прошел уже полдюжины миль. Слишком поздно поняв, что ее захватили обманом, она изобразила Олимпию[520]
наоборот: ибо как поэт оплакивал ту, покинутую любовником на берегу, так Ливьелла оплакивала себя, поневоле покинувшую родные берега.