Тогда пятеро сыновей стали наперебой рассказывать, что каждый из них сделал, и каждый считал, что его умение и решило общий успех дела. После всех король обратился к Пачьоне: «Ну а ты что совершил?» — «Да, кажется, не так уж мало, — отвечал Пачьоне. — Это ведь я помог им стать мужчинами: вытолкал взашей из дому и заставил учиться тому ремеслу, которым теперь каждый из них владеет. Теперь-то они смотрят молодцами: все на подбор, как яблочки наливные, а иначе так и остались бы пустыми корзинами».
Король выслушал все доводы, прожевал, пережевал и наконец вынес решение, что Чьянне подобает стать женой Пачьоне, ибо он и есть корень спасения девушки. Сказано — сделано; каждый из сыновей получил довольно денег, которые смог пустить в дело и приумножить, а счастливый отец, скинув с плеч бремя возраста и трудов, обратился будто в пятнадцатилетнего юношу, и в самую пору пришлась ему пословица:
Три цитрона[618]
Забава девятая пятого дня
Был у короля Торре Лонга[619]
единственный сын, которого он берег как зеницу ока, ибо видел в нем основание всех своих надежд, и безмерно желал найти ему хорошую невесту, чтобы скорее стать дедушкой. Но принц был таким вялым и нелюдимым, что, когда ему говорили о женитьбе, мотал головой, готовый хоть за сто миль убежать.И бедный отец, видя, что сын делает кислую мину и упрямится и что королевскому роду грозит пресечение, ходил в непрестанной тревоге, будто с комком в горле, надув губы, как проститутка, упустившая клиента, как торговец, у которого разорилась лавка, как крестьянин, у которого пал осел. Ибо принца не преклоняли слезы батюшки, не смягчали мольбы вассалов, не трогали советы уважаемых людей, показывавших ему радость отцовства, нужду подданных и его собственный интерес в том, чтобы не пресеклась линия королевской крови; но с упрямством Кареллы[620]
, с тупостью старой мулицы, будто имея кожу в четыре пальца толщиной, он упирался ногами, затыкал уши и сердце, так что в королевстве впору было бить тревогу.