Сказка старого эльфийского замка (СИ)

— Фелиссамэ, что случилось? Почему ты так ведешь себя со мной? Я же правильно понял, что именно со мной? С другими ты вроде нормально разговариваешь. Я тебя чем-то обидел? — между тем стал задавать свои уже, похоже, наболевшие вопросы Корр.

— Хм, а ты сам не знаешь, значит, чем обидел? — хмыкнув насмешливо, ответила ему Лисса, приняв при этом уверенную и соответствующую вызывающему тону позу — сложила руки на груди и откинулась на спинку стула.

— Нет… — растерянно ответил опекун.

— Нет?! Тогда, может, и гадать не станешь, а сразу отправишься за мачехой — куда подальше из дома, который тебе следовало защищать от этой паучихи белобрысой, и который ты предал, милуясь с ней под его крышей?! — не сдержав насмешливого, но все же ровного тона, с обиженной горячностью бросила Лисса своеобвинение в лицо мужчине.

— А ты-то об этом, откуда знаешь? — тоже откинувшись на спинку стула, но не с вызовом, а как-то потеряно, спросил девочку тот, — Неужели Лилейка языка своего длинного не удержала? Вроде ж умная девка… я надеялся…

— Не впутывай сюда Лилейю! — воскликнула Лисса, и бесстрашно, в запальчивости выдала: — Я сама вас видела, с балкона! Шторы надо закрывать! А вот на меня теперь грозно глядеть не смей! Да, лазила по карнизу, а ты плохой опекун — сам доказал, так что я теперь буду делать все, что захочу, и ты мне не указ! — и со стула резво вскочила, скрежетнув им по камню плит мерзко и пронзительно.

От этих ее слов Корр, похоже, совсем растерялся. А Лисса тем временем, так и осталась стоять, опираясь на свой стул, и каблучком в раздражении постукивая об пол. И злилась она в данный момент, как ни странно, не на опекуна, а на себя, понимая, что ей следовало завершить свою речь гордым уходом из комнаты, но она вот стояла и чего-то ждала. Да не чего-то, а каких-то слов от Корра… не каких-то, а оправдательных — вот чего ждала! На то и злилась… потому, как мужчина все молчал, поникнув головой, а она все стояла возле и ждала… ждала…

И дождалась. Прошло уж, наверное, минут пять этого тягостного молчания, как он вдруг, уже и нежданно, заговорил:

— Ты, Солнышко, еще мала совсем, и как объяснить тебе все произошедшее — я не знаю, — и тон у него был никак не оправдывающийся, а довольно спокойный, и даже задумчивый какой-то, как будто он на чужом языке изъяснялся и каждое слово, прежде чем выговорить, в голове тщательно подбирал, — но раз уж так вышло, я попробую.

Девочке, томящейся в ожидании другого, это не понравилось и она взвилась:

— Попробует он, ага, а с чего это ты взял, что я тебя слушать стану?! Ты меня предал, ты папу предал, и ваш договор ты тоже предал!

— А вот ты сначала послушай, а потом и кипятиться станешь… если захочешь, конечно, — как-то немного насмешливо даже прервал ее вопли Корр, — и никого я не предавал, а время для нас выгадывал — если что! Да и перед твоим отцом у меня долг жизни, а такие договоры не предают — весьма чревато для предавшего! Ну что, слушать меня будешь?

— Буду, — буркнула Лисса. Было в словах опекуна нечто такое серьезное затронуто, непривычно взрослое, что не на шутку зацепило внимание девочки. Она-то приняла все случившееся таким, каким виделось на первый взгляд, не придавая этому по малозимству каких-то еще подспудных смыслов. Так что, как бы ни хотелось сейчас взбрыкнуть и отмахнуться, все же глупой Лисса не была, и понимание того, что послушать вот именно это и теперь — надо бы, имела.

А получив ее согласие, мужчина встал и отошел к едва горящему по теплому времени камину и поманил ее, указывая на их единственное настоящее кресло в доме:

— Иди сюда, присядь. Здесь нам будет удобнее разговаривать, — а сам оперся локтем о каминную плиту и замер в ожидании в расслабленной позе.

Лиссе ничего не оставалось делать, как последовать его совету. А только она уселась и насуплено глянула на опекуна в ожидании, как тот заговорил:

— Милая, я знал твоих отца и мать еще до твоего рождения. Они были так счастливы вместе, и их счастье только увеличилось, когда появилась ты. Тебе даже имя дали, которое на староэльфийском звучит, как Счастливая Любовь — Фелиссамэ. А потом… — большего мужчина сказать не успел, девочка его перебила:

— А потом мама умерла… и в папиной жизни появилась эта краса!

— Верно. И ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что отец твой был графом, и ответственность за титул и земли накладывала на него обязанность иметь наследника. Но, если бы он только мог знать, мог предвидеть, что все сложиться именно так, как сложилось, то, думаю, что он бы предпочел, что бы все его достояние осталось какому-нибудь родственнику, а на этой женщине, ни в коем случае не женился. Но… — девочка опять его перебила:

— Все сложилось так, как сложилось…