Сказка Востока

А Чингисхан ведь наследника не назначал, сказал, что в свободном обществе пусть Курултай себе вождя выбирает. Да ныне времена не те. И Чингисхан был дикарем, что мир вообще не видел. После себя даже могилку не оставил. ^[199]А он, Тимур, уже строит себе мавзолей, и не простой. Хотя об этом думать и не хочется, еще время есть. Он во всем превзошел Чингисхана и жить будет дольше. Аминь! И, как советуют ему врачи, нечего думать

о плохом: хорошая пища, массаж, в меру старое вино и прекрасное юное тело, да спокойный сон. Он это заслужил, он этого и только этого достоин. А враг иль недруг, пусть то даже сын, достоин смерти, и иного нет.

С этой еще не утвердившейся мыслью Тамерлан приблизился к Тебризу. Он хотел застать сына врасплох, чтобы самому убедиться в его беспорядочной жизни. Для этого он приказал основным войскам задержаться, а сам с небольшим эскортом, под видом посланца из Самарканда, прибыл в Тебриз. А город — словно вотчина ^[200]Мираншаха: везде его портреты, на арабском, персидском и тюркском лозунги о нем и его призывы.

«Сын действительно сошел с ума или его свели с ума», — горестно подумал Тимур и в это время ему доложили:

— Эмир Тебриза и всех западных земель, ваш сиятельнейший сын Мираншах находится сейчас в «Сказке Востока».

— Что он там делает? — разъярен Повелитель.

— В ералаш ^[201]играет.

— У-у! — выдал со злостью отец. — Так и есть — ералаш! — Теперь он пожалел, что инкогнито прибыл. К таким встречам он не привык, и, желая хоть на ком-то сорвать зло, он не то чтобы только сейчас вспомнил (вспоминал нередко), но почему-то именно сейчас ему захотелось увидеть Моллу Несарта. Он знал, что старика назначил Мираншах на высокую должность — казначея, — и представлял, что ученый, как и все смертные, уже, небось, отгрохал себе дворец, а то лучше — готовый купил: такова всежизненная практика министра финансов, и, как знает по своему богатому опыту Тимур, — вот секунду назад казначея казни, а очередь жаждущих этого поста не убывает.

Когда показали Повелителю жилище Моллы, он глазам своим не поверил: в такие хибары он давно не ступал и тем любопытнее стало туда пройти, ему давно не приходилось сгибаться в дверях.

В молитвенной позе на истертом коврике сидит Несарт, что-то нашептывая, четки перебирает. Во время молитвы беспокоить нельзя, да на то он Повелитель — сел бесцеремонно, грузно на деревянные нары, так что скрип, расставил по-хозяйски ноги.

— Ты что делаешь? — очень громко, словно не видно. — Грехи замаливаешь?

Хоть и ожидалось, но старик не вскочил, даже не двинулся. В том же медленном темпе закончил молитву, слегка повернул голову к гостю, наклонил и тихо ответил:

— Как видишь, нанизываю одну ложь на другую и приукрашиваю твои тщеславные деяния, молюсь за тебя.

— Гм, ты лучше за себя молись, — Повелитель осмотрел искоса Моллу, тот явно сдал, совсем побелела борода. — Чтоб в старости не страдал — повешу я тебя.

— А я не стар, не более тебя, и чувствую себя как лошадь!

— Ты ж далеко собрался, коль от осла уже до лошади добрался.

— Так это только для того, чтоб в окружении твоем хоть как-то отличаться.

— Хм, опять дерзишь? Теперь недолго, — Тимур встал, осмотрел комнаты. — А дом хорош. Под стать тебе. Вот только кухня маловата — здесь даже мышам тесновато, а впрочем, что кому дано.

— О Повелитель! Размер кухни, что и любовь моя к тебе.

— На что теперь ты намекаешь? Твое ехидство не пойму.

— Что ж тут понять иль не понять? Будь у таких людей, как я, большая кухня, не будет у тебя больших дворцов.

— Ты ж казначей?

— Не значит вор.

— Ну, скупердяй! Пойдешь на эшафот с мешком?

— Кто, как и с чем, за кем туда пойдет, лишь знают небеса.

— Ха-ха-ха! А знаешь то, что никогда ты не увидишь?

— О, мой эмир, ты вечен! — вознес руки Несарт. — А не увижу платы за свой труд.

— Во-во, хоть в этом мой сыночек оказался прав. За что ж тебе платить, разве за то, что ты в сношениях с мамлюком?

Наступила долгая пауза. Несарт, все еще сидя в молитвенной позе перед Тамерланом, тихо, но твердо произнес:

— Раз знаешь все, то растерзай.

— Змею пригрел.

— Хм, была б змея, здесь мыши б не водились.

— Мерзавец, изменник, — правой, не гнущейся ногой Повелитель пнул со всей силы Моллу, тощий старичок повалился набок, немного приподнял голову, изо рта, по белой бородке темная струйка. Он издал какие-то чавкающие звуки, кашлянул и, глядя прямо в лицо Тамерлана:

— Насчет мерзавца я не знаю, а вот «изменник» — не ко мне.

— Ух, распоясался — свинья! — грузно встал Повелитель. — Твой приговор свершен. Но прежде ты доложишь о казне. — Вновь прогибаясь в дверях, Великий эмир стал выходить, а Несарт и тут не сдержался:

— Лишь о казне и деньгах дума. Вот ноша. И как ты с ней помрешь?!

К старости у Повелителя обострились ревматические боли, с трудом повернув шею, процедил:

— Ты это о чем?

— Да так, о бренном, — Молла утирал кровь с бороды.

— Тьфу, — то ли в старика, то ли от брезгливости к его жилищу сплюнул едко Тамерлан, сделал жест, понятный охране, кривой походкой удалился.