Несколько иначе обстоит дело в литературе. Конечно, здесь нет строгой научной доктрины, здесь много вольностей, фантазии, выдумки. И база в литературе иная, это не только научная историческая мысль, а больше фольклор, мифология и легенды. Так, вокруг личности Тамерлана тоже много легенд, и где правда, а где вымысел — самим историкам неизвестно, но вслух не говорят, а меж собой «Сказкой Востока» все это называют. Зато литература, в отличие от истории, знает, что, в конце четырнадцатого века помимо Тамерлана на земле были такие герои, как Шадома и Малцаг, Молла Несарт и купец Бочек, доктор Сакрел и юная Седа. И не думайте, что это вымышленные персоны.
О них, хотя бы в двух словах, упоминали историки, говоря о великой личности Тамерлана. Вот здесь просматривается роль литературы. Именно она должна этот вроде бы незыблемый фактологический материал несколько повернуть, присмотреться и увидеть в другом ракурсе и понять, что изучать и хулить надо не тирана Тамерлана, а людей, именно людей, которые ему противостояли, с ним боролись и не дали этой гнили разрастись, — они отстояли жизнь, они всегда есть, эти невидимые герои, и для них Бог создал не «искусство войны», а искусство мира, где есть доброе слово, появляется письменность и литература, а следом и культура жить.
С самого отрочества, если не с детства, Малцаг по воле судьбы владел лишь одним — оружием. Он не имел дома, не помнил семьи, у него не было привязанности к очагу, после гибели брата — азнаура Тамарзо — у него только один друг, и то временный, — это конь под ним; бурка и седло — крыша над головой и покой сна у изголовья.
Будучи воином, он, до пленения, всегда пребывал на войне, а там, где война, там всегда масса беженцев. Эту категорию людей он не то чтобы не признавал, он их даже не замечал, а если видел средь беженцев мужчину, тем более молодого человека, способного сражаться, то презирал, порою попрекал и оскорблял. А если кто из таковых начинал ему возражать, тем более огрызаться, он поучал плетью, а при малейшем противлении и до сабли доходило. Да это было давно, еще на Кавказе. С тех пор много воды утекло, многое и сам Малцаг повидал, многое пережил, на многое по-иному стал смотреть, в том числе и на беженцев. И теперь, когда он видел средь беженцев массу мужчин, он их не то что не презирал, а страшно жалел. Только теперь он понимал, каково им, отцам семейств, за которыми стоят голодные дети, беззащитные жены и сестры, старые и беспомощные родители. Как их всех прокормить? Как их всех огородить от бесчинств, издевательств и насилия диких варваров-захватчиков? И откуда они бегут? С благодатного Кавказа, с верховья рек Тигр и Евфрат, где в районе озер Ван и Урмия на прекрасном нагорье согласно Библии находился Эдем — райский сад, благодать, и первые люди на земле. А куда они теперь бегут? А бегут-то они не куда-нибудь, а на юг, в сторону бескрайней, безводной, жестокой Сирийской пустыни.
А почему они бегут? Потому что пришли варвары с азиатских пустынь и выгнали их. А что их ждет на чужбине? Это читается в их глазах. Об этом расскажет литература, а истории это не интересно, ведь история человечества — это история войн. И с этим трудно не согласиться. Налицо противоречия с тем, о чем было ранее сказано. Такова жизнь, полная абсурда. Значит должна быть и история, и литература. Истина где-то посередине и читатель сам должен ее определить, помня, что «сказка — ложь, да в ней намек».
Именно намек получил и наш герой Малцаг. Он на корабле прибыл в Бейрут и там провел три дня. За это время он ничего не делал, только спал, ел, общался с доктором Сакрелом. Что касается жены, Седы, то Малцаг понял: она по нему страшно скучала, каждую ночь, прилипая к нему, как ребенок, тихо плакала и все повторяла: «Здесь хорошо, но поговорить на родном не с кем. Когда поедем домой?» «Где этот «дом»? — сам себя спрашивал Малцаг. — Отныне здесь, — пытался он сделать вывод.
Но это никак не вписывалось в его мироощущение, он никак не мог представить свою жизнь в этой стороне и как бы в унисон с его мнениями Седа выдала:
— Здесь так жарко, лишь камень и песок. Пыль в зубах. Ты меня здесь вновь одну оставишь?
Этот вопрос болезненно затронул какие-то давно позабытые струнки, душу всколыхнул. Нет, он не может рядом с юной и красивой женой сидеть, былой славе предаваться. Он воин, он ответственен за северные территории древней страны. Да и это не главное, главное — его зовет Шадома, она в какой-то беде, нуждается в нем, зовет. И упрашивали Малцага хотя бы неделю в кругу родных побыть, но он через три дня засобирался в путь, и, когда уже расставались, доктор Сакрел твердо сказал:
— Малцаг, как доктор и как родной человек, намекну: ты скоро станешь отцом. Впредь имей это в виду.
Если бы Сакрел сообщил об этом иначе, мол, Седа ребенка ждет иль еще как, то Малцаг, может, так и не взволновался бы.