Вновь вся свита бросилась к Молле, стала его поздравлять, перед ним выслуживаться, лебезить и даже своих дочек в жены предлагать. А Несарт думает о другом: бывший казначей в истошных криках, болях и мучениях спустя неделю в подвале скончался, все его имущество по указу Шахиншаха пошло на распродажу и в казну царя; эту бухгалтерскую проводку теперь осуществляет новый казначей и все по-новому. Вскоре Шахиншах узнает от Моллы, что денег нет, и требует представить отчет.
Перед ним выкладываются высохшие пласты армянского лаваша,[144]
на них четкие записи каламом.[145]— Что это такое?! — заорал Мираншах. Молла смиренно молвил:
— О Повелитель! Твой покорный слуга ведет учет на этом лаваше, потому что желудок мой слабый, старый, больной и вряд ли сможет переварить незаслуженный обед.
Воровства здесь не было, и Мираншах казначея простил, но вскоре случилось совсем неожиданное. Выяснилось, что во время священного поста в армянском селе потребляли еду, из-за этого село наказали, отобрали почти все добро и не только у христиан-армян, но и заодно у всех подряд.
Обездоленные люди с жалобами пришли в город и, не попав к Шахиншаху, слезно обратились к казначею. Сжалился сердобольный Молла Несарт, как по учету был приход, так все и выдал обратно.
Тут же Мираншаху доложили: «Этот новый казначей, пусть сгорит его отец в могиле, раздает из твоей казны деньги направо и налево».
Разгневанный Шахиншах вызвал казначея:
— Ты что же, хочешь повторить путь своего предшественника? Кому ты раздаешь мои деньги?
— О величайший из царей, — в почтении склонился старый Молла. — В честь великого праздника Рамадана раздаю деньги вдовам, сиротам и беднякам, ради твоего благополучия и благоденствия.
— Какое там благополучие и благоденствие? Ты разоряешь меня. Хочешь загнать в нищету и в могилу? Я казню тебя!
— Это всегда успеется, — выпрямился старик. — Но вначале, как положено перед казнью, выслушай меня.
— Говори, старый плут.
— Каждого, кому я даю деньги, предупреждаю, что они обязаны вернуть их после смерти твоего отца, великого Тимура.
— Ты что несешь?
— Погоди, Шахиншах. Все мы смертны, даже твой отец. А деньги я не просто так дал. Каждый из должников должен в проповедях и молитвах упоминать твое бессмертное имя и просить Бога даровать тебе долгих лет здоровья в царствовании, ибо ты престолонаследник, и сам Бог и весь народ должны постепенно привыкать к этой мысли.
Об ином, глубоко сокровенном, задумался сын Тимура, а Молла, видимо, понял его мысль и продолжил:
— Надо еще больше денег раздавать, милостыня — как святая обязанность — и Бога, и народ, и судьбу приучает.
— Да, — воодушевился Шахиншах, — только не особо разбрасывайся, поэкономней с деньгами. Пусть знают мою щедрость и молятся за меня!
— Прежде всего, я и те, кому я деньги отдал, только так и делают.
— Молодец! — выправил осанку Шахиншах, и тут же, что-то вспомнив: — А от кого я деньги тогда получу?
— О, что за беда? Сколько у тебя богатых визирей и нукеров? Пощекочи любого — не обеднеют.
— Хм, а за что? И с кого начать?
— А ты начни с того, кто больше всех тебя возносит.
— А может, и с того, кто поносит?
Молла Несарт понял, что Мираншах имеет в виду свою старшую жену Хан-заде, которая открыто ругается с ним из-за денег и измены. И не без лести и удовольствия:
— О, достойно Шахиншаха — очень мудро, начать обрезание с обоих концов.
— А-а! Ха-ха-ха! — расхохотался Мираншах. — Во, ты первый меня восхваляешь. С тебя и начнем?
— Твое право, — склонился Молла. — Только учти, с меня, кроме старого осла и вшей в бороде, взять нечего.
— Ой-ой-ой, — манерно вскричал Шахиншах, — уберите от меня этого простолюдина, продезинфицируйте все вокруг.
— Ой-ой-ой, — на его манер, только полушепотом, огрызнулся главный казначей. — Тоже мне, потомственный царь. Иль давно сам с собаками спал?
Впрочем, Молла был доволен, что так отделался, надеясь, что теперь его навсегда удалят со двора. Случилось обратное. Подозрительный, мнительный, вечно пребывающий в алкогольном или наркотическом угаре Мираншах никому не верил, всех остерегался, а старый Молла накопительством не страдает, семьи нет, дерзок на язык, зато честный, и хотя слывет молва, что Мираншах безумен, а он знает, что более чем Несарту, довериться некому. Поневоле Молла не только казначей, но и личный советник, когда надо прислуга, словом, постоянно при Мираншахе. И вот, после очередного дебоша в «Сказке Востока» в руку правителю угодила деревянная заноза.
— Вытащи ее, — приказывает Шахиншах казначею.
— Стар, слаб глазами, — хотел было увильнуть от ответственности Молла. — Надо позвать врача.
— Я сказал, вытащи! — закричал правитель. Вооружился Молла иголкой, неумело ткнул, Шахиншах от боли ветры выпустил.
— Вот проклятая заноза! — ухмыльнулся Несарт. — Голос подает, а сама выйти не хочет.
— Зато ты отсюда вылетишь! Вон! — рассвирепел сын Тамерлана.
Только после этого вызвали настоящего врача. В те времена стоящий врач — дело редкое, очень почетное, династическое.