Сказка Востока

— Понимаете, — как можно вежливее обратился он, — мы невольно повязаны одной судьбой, одним тавро и, мне кажется, должны друг другу помогать, как братья.

— Молодой человек, — усталый взгляд в глазах врача, — в моем понятии, человека глубоко верующего, все люди — братья. А что касается тавро, то я знаю тысячи и тысячи людей с таким тавро.

— Это не люди, это рабы! — опять вспылил Малцаг. Словно боль прошибла, дернулись на скуле Сакрела желваки:

— Мой рабочий день кончился, — не своим голосом сухо произнес он и, окинув Малцага взглядом с ног до головы, быстро удалился.

Все. Смятение охватило Малцага. С ужасом он представил, как за ним явится этот горбатый паша[94] — опять кандалы — он раб. И почему не утонул? Даже в рабстве, но жить хотел? Значит, он раб.

От этого ощущения он пребывал в постоянном угнетении, даже не знал, как быть и что делать, ведь в любой момент за ним могли прийти. Да старый врач как-то странно повел курс лечения: перевязал ноги Малцага толстым слоем марли, сверху какую-то вонючую мазь наложил, так что на всем этаже у всех глаза щиплет, слезятся. Из-за этого запаха горбатый сановник даже в палату не вошел. А Малцаг не мог понять действий врача. И тут новая удача — священный месяц рамадан, больных еще лучше кормят, никого до праздника выписывать не будут. Но новый больной, да еще какой, поступил. Это был огромный, крепкий чернокожий африканец, у которого, видать, давно уже вырвали язык. Говорить он не мог, только кричал от боли невыносимо и беспрерывно, будто раненый бык. Его спина, ягодицы и даже икры ног, будто плугом, были испещрены следами от жесткого кнута.

— И меня так били, — почему-то выдал Малцаг.

— Тебя так еще не били, — сухо отреагировал Сакрел. — Но ты к этому идешь. Ушей уже нет, тавро — есть, пятки прожжены — склонен к побегу. Потом вырвут строптивый язык и, под конец, как его, не только выпорют, а хребет переломают. Что мне с ним делать?

— Добить, — бесстрастно сказал Малцаг.

— Я врач, а не палач, — процедил Сакрел.

В тот же вечер он напоил африканца какой-то микстурой, сунул вату под нос. Несчастный ненадолго затих, а потом до утра — истошный вопль. Утром процедуру повторили — облегчение не наступало.

— Теперь ему нужен палач, а не врач, — вновь подсказал Малцаг.

Ничего не ответив, Сакрел вышел, тотчас вернулся, весь бледный, как прибрежный песок. Заслонив собою африканца, он что-то сделал и очень быстро ушел. Больше криков не было. Малцаг подошел прикрыть веки, ему сразу стало дурно. Он спал мертвецким сном, около суток, а когда проснулся, одна лишь мысль — бежать, бежать на родной Кавказ, где рабства нет!

Поставив эту цель, он стал все изучать. Благодаря лечению и времени, раны его почти зажили. Он значительно окреп, набрался сил. Путь предстоит не легкий и не близкий. Оказывается, шторм в ту ночь унес их мимо острова Лесбос еще дальше на юг, и он в большом портовом городе Измир. На парусно-гребной галере до Кавказа можно дойти за пять-семь дней, в зависимости от погоды и морского течения. Проникнуть на галеру трудно, почти невозможно. Надежда — встретить земляков. Все прояснится в порту. А если морем не удастся, остается лишь пеший путь. Караван купцов до Тбилиси ходит около месяца. Он будет идти только ночью — пусть будет два. Главное — свобода!

А доктор Сакрел, словно прознал о побеге, впервые за долгое время заговорил с Малцагом.

— Раб — основа и богатство любого строя. А посему рабов охраняют пуще золота. Смотри, не делай глупостей. Вспомни того африканца.

В том-то и дело, что того африканца Малцаг никак забыть не мог. И это воспоминание еще больше подогревало его порыв.

Он не знал этой страны, не знал этих людей, дорог, традиций и порядков. Он единственно надеялся на свою силу, выносливость, умение ориентироваться и удачу. Расчет был один — бежать на праздник Рамадан. И это ему здорово помогло. В последний день поста с вечера начались массовые гуляния, танцы, музыка, шум. В этот вечер в больницу понаехало много богатых людей, раздавали щедрые подарки, в том числе и одежду, которая так нужна была Малцагу.

Ночь Малцаг крепко спал, а до зари, пока еще не прозвучал утренний эзан,[95] он свободно покинул здание больницы, перемахнул через забор мимо спящей охраны и прямо в порт, куда по нюху определил бы он дорогу.

Малцаг уже знал, что это города — по истории, архитектуре, нравам и культуре — значительно разнятся. А вот порты — они почти все одинаковые: разношерстные и шумные, шик и нищета, с разгулом и тоской, благоуханием и вонью, с криком и гульбой, с драками и танцами, с контрабандой и кучами хлама, а в целом порт — это всегда мечта и желание, и даже для раба-гребца — простор.