Сказки

Но больше всего его занимала одежда, которую он должен был надеть в день коронации: мантия, сотканная из золотых нитей, корона, украшенная рубинами, и скипетр, обвитый рядами и кольцами жемчугов. Об этих уборах думал он теперь, покоясь на своем пышном ложе и глядя на большое сосновое полено, пылавшее в очаге. Рисунки самых знаменитых современных художников были представлены ему уже много месяцев назад, и он издал приказ работать день и ночь над их выполнением; по всему свету искали драгоценные камни, достойные украсить это произведение. В воображении молодой принц уже видел себя стоящим перед главным алтарем Собора в великолепном одеянии Короля, и улыбка подолгу играла на его юных устах и ярким блеском отражалась в его темных, как дремучий лес, глазах.

Через несколько минут он встал и, опершись на резную полку камина, оглядел слабо освещенную комнату. Стены ее были затянуты богатыми гобеленами, изображавшими Триумф Красоты. Большой шкаф, инкрустированный агатом и ляпис-глазурью, занимал один из углов, а напротив окна стоял удивительной работы поставец с лакированными, выложенными золотом панно, на котором были расставлены кубки тонкого венецианского стекла и чаша из оникса с темными прожилками. На шелковом покрывале кровати были вышиты бледные маки, будто выпавшие из скованной сном руки; высокие резные колонны из слоновой кости поддерживали бархатный балдахин, над которым, как белая пена, пышные плюмажи из страусовых перьев поднимались к бледному серебру лепного потолка. Улыбавшийся Нарцисс из зеленой бронзы держал над изголовьем полированное зеркало. На столе стояла плоская чаша из аметиста.

За окном выступали неясные очертания купола Собора, круглой шапкой вздымавшегося над темными силуэтами домов; усталые часовые ходили взад и вперед по окутанной туманом террасе над рекой. Где-то вдали, в саду, пел соловей. Тонкий аромат жасмина струился через открытое окно. Молодой Король откинул со лба свои темные кудри и, взяв лютню, стал перебирать струны. Его отяжелевшие веки опустились, и странное томление овладело им. Никогда еще он не ощущал так ясно и с такой проникновенной радостью очарование и тайну прекрасного. С первыми ударами башенных часов, возвещавшими полночь, он позвонил, и в комнату вошли пажи. Они в соответствии с церемониалом разоблачили Короля, окропили его руки розовой водой и усыпали изголовье цветами. Как только они вышли, Король сразу же погрузился в сон.

Едва заснув, Король увидел сон; и вот что ему приснилось.

Ему снилось, что он стоит в длинной низкой комнате под самой крышей здания, а кругом – скрежет и стук бесчисленных станков. Слабый дневной свет проникал в решетчатые окна и освещал истомленные лица склонившихся над работой ткачей. Бледные болезненные дети, скорчившись, сидели на поперечных балках. Когда челноки проскакивали через основу, дети поднимали тяжелые баттаны, а когда челноки останавливались, дети опускали баттаны и сжимали ими нити. Их лица были изнурены, а тонкие руки дрожали и плохо их слушались. Несколько угрюмых женщин сидели за шитьем у стола. Отвратительный запах стоял в комнате. Воздух был душным и тяжелым, а стены были мокрыми от сырости. Юный Король подошел к одному из ткачей и стал следить за его работой.

Ткач сердито посмотрел на него и сказал:

– Почему ты на меня смотришь? Уж не шпион ли ты, приставленный нашим хозяином?

– А кто твой хозяин? – спросил молодой Король.

– Наш хозяин?! – горько воскликнул ткач. – Он такой же человек, как и я. Да, вся разница между нами состоит в том, что он носит тонкие одежды, тогда как я хожу в лохмотьях, и что я слаб от голода, а он скорее страдает от пресыщения.

– Мы живем в свободной стране, – заметил Король, – и ты не раб этого человека.

– На войне, – возразил ткач, – сильный покоряет слабого, а в мирное время богатый порабощает бедного. Чтобы жить, мы должны работать, но получаем такую скудную плату, что умираем. Мы по целым дням трудимся на богачей; они набивают сундуки золота, а наши дети увядают раньше времени и лица дорогих нам людей становятся черствыми и злыми. Мы давим виноград, а вино пьют другие, мы сеем зерно, но стол наш пуст. Мы закованы в цепи, хоть их и не видно. Да, мы рабы, хоть люди и зовут нас свободными.

– И все так живут?

– И все так живут, – отвечал ткач, – и молодые и старые, женщины и мужчины, маленькие дети и старики, согбенные годами. Купцы нас притесняют, а мы вынуждены подчиняться им. Священник, перебирая свои четки, проходит мимо, и никто о нас не заботится. По нашим темным проулкам крадется бедность с голодными глазами, а следом за ней с озверелым лицом идет преступление. Нищета пробуждает нас утром, и унижение стережет нас ночью. Но какое тебе до всего этого дело? Ты не наш, у тебя слишком счастливое лицо.

И, нахмурясь, ткач отвернулся и пустил челнок, и молодой Король увидел, что в челнок была заправлена золотая нить. Охваченный ужасом, он спросил ткача:

– Что за ткань ты делаешь?

– Это коронационное одеяние молодого Короля, – отвечал тот. – Но к чему тебе это знать?