Сказки

- Я смеюсь, потому что я счастлив, - ответил Бурак. - Это очень эгоистично, - сердито возразила Ракета. - Какое право вы имеете быть счастливым? Вам следовало бы подумать и о других. То есть, собственно говоря обо мне . Я всегда думаю о себе и жду от других того же. Это зовется отзывчивостью. Прекрасная добродетель - и я обладаю ей в высокой степени. Предположим, например, что нынче вечером со мной случилось бы что-нибудь какое это было бы несчастье для всех! Принц и Принцесса никогда уже больше не были бы счастливы; вся их семейная жизнь была бы отравлена; что же касается Короля - я знаю, он не пережил бы этого. Поистине, когда я начинаю размышлять о значительности моей роли, я готова плакать от умиления.

- Если вы хотите доставить удовольствие другим, - вмешалась Римская Свеча, - вам лучше бы остерегаться сырости.

- Конечно! - воскликнул Бенгальский Огонь, который уже успел оправиться и развеселиться. - Этого требует простой здравый смысл.

- Простой здравый смысл! Скажите, пожалуйста! - возмутилась Ракета. - Вы забываете, что сама-то я вовсе не из простых, что я очень замечательная. Простой здравый смысл доступен каждому, кто только лишен фантазии. Но я не лишена фантазии и я никогда не думаю о вещах, каковы они есть; я всегда представляю их себе совсем иными. Что же до того, чтоб остерегаться сырости, здесь, очевидно, нет ни единой души, способной оценить впечатлительную натуру. К счастью для меня, это мне безразлично. Единственное, что может служить поддержкой в жизни - это сознание, что все остальные несравненно ниже вас, и это чувство я всегда в себе воспитывала. Но вы все здесь какие-то бессердечные. Вот вы все смеетесь и веселитесь, как будто Принц с Принцессой не повенчались только что.

- Но позвольте! - воскликнул маленький Воздушный Шарик. - Почему же нам не смеяться? Это чрезвычайно радостное событие, и, когда я взлечу на воздух, я непременно расскажу об этом подробно звездам. Вы увидите, как они будут подмигивать, когда я начну рассказывать им о прелестной невесте.

- Как вы пошло смотрите на жизнь! - сказала Ракета. - Впрочем, я ничего иного и не ожидала. Вы пусты и лишены всякого содержания. Как же вы говорите: радостное? А вдруг Принц с Принцессой будут жить в стране, где протекает глубокая река, и вдруг у них будет единственный сын, маленький светловолосый мальчик, с глазами-фиалками, как и у Принца; и вдруг он как-нибудь пойдет гулять со своей нянькой, и нянька заснет под большим кустом бузины, а маленький мальчик упадет в глубокую реку и утонет. Какое страшное несчастье! Бедненькие! - потерять единственного сына! - Нет, право, это слишком ужасно. Этого я не перенесу!

- Да ведь они же еще не потеряли своего единственного сына, - возразила Римская Свеча, - и никакой беды еще не приключилось с ними.

- Я и не говорила, что это случилось, - возразила Ракета, - я говорила, что это может случиться. Если бы они уже потеряли своего единственного сына, тут уж нечего было бы и разговаривать - все равно не поможешь горю. Ненавижу людей, которые плачут о пролитом молоке. Но когда я подумаю о том, что они могут потерять своего единственного сына, я прихожу в такой аффект...

- О, да! - воскликнул Бенгальский Огонь. - Вы, действительно, самая аффектированная особа, какую я когда-либо видел.

- А вы самое грубое существо, какое я когда-либо встречала, - сказала Ракета, - и вы неспособны понять моего дружеского расположения к Принцу.

- Да вы ведь его даже не знаете, - проворчала Римская Свеча.

- Я и не говорю, что знаю его; по всей вероятности, если бы я знала его, я вовсе и не была бы его другом. Это очень опасно - знать своих друзей.

- Право, лучше бы вы позаботились о том, чтобы не отсыреть, - сказал Воздушный Шар. - Это самое важное.

- Самое важное для вас, я в этом не сомневаюсь, - ответила Ракета. - Но я плачу, когда мне вздумается.

И она действительно залилась настоящими слезами, которые стекали по ее палке, как дождевые капли, и едва не затопили двух крохотных жучков, только задумавших было зажить своим домком и выбиравших подходящее сухое местечко.

- Она, должно быть, чрезвычайно романтична, - заметило Огненное Колесо, она плачет, когда и плакать-то не о чем.

И оно тяжело вздохнуло, вспомнив о своем еловом ящике.

Но Римская Свеча и Бенгальский Огонь были в полном негодовании и все время повторяли: "Враки! враки!".

Они были чрезвычайно практичны и, когда им было что-нибудь не по вкусу, они всегда говорили: "Враки!".

Тем временем на небе засияла луна, как дивный серебряный щит, засветились звёзды, и из дворца донеслись звуки музыки.

Принц с Принцессой открыли бал. Они танцевали так красиво, что высокие белые лилии заглядывали в окна и следили за ними, а большие красные маки кивали головками и отбивали такт.

Пробило десять часов, потом одиннадцать, потом двенадцать; с последним ударом полуночи все вышли на террасу, и Король послал за придворным Пиротехником.