И вот в конце дворцового сада выстроили высокий помост, и, как только придворный Пиротехник разместил всех участников фейерверка по местам, между ними пошли разговоры.
- Мир, бесспорно, прекрасен! - воскликнула маленькая Шутиха. - Вы посмотрите на эти желтые тюльпаны. Будь они даже настоящими ракетами, они не могли бы казаться миле. Я очень рада, что мне довелось попутешествовать. Путешествие удивительно благодетельно влияет на развитие ума и рассеивает все предрассудки.
- Королевский сад еще далеко не мир, ты, глупышка, - возразила большая Римская Свеча. - Мир - огромное место, и нужно, по крайней мере, три дня, чтобы целиком осмотреть его.
- Всякое место, которое ты любишь, для тебя - мир! - задумчиво воскликнуло Огненное Колесо, которое в ранней юности было привязано к старому деревянному ящику и гордилось тем, что у него разбитое сердце. - Но любовь в наше время не в моде: поэты убили ее. Они так много писали о ней, что все перестали им верить, и меня это нимало не удивляет. Истинная любовь страдает молча. Помню, некогда я само... Но теперь это уже прошло. Романтика - дело минувшего.
- Вздор! - сказала Римская Свеча. - Романтика никогда не умирает. Она подобна луне и вечна, как она. Да вот, взять хоть бы наших жениха с невестой они нежно любят друг друга. Мне все рассказал о них коричневый картонный патрон, который случайно очутился в одном со мной ящике и знал все последние придворные новости.
Но Огненное Колесо качало головой и повторяло: Романтика умерла. Романтика умерла". Оно думало, как и многие, что, если повторять одну и ту же фразу много раз под ряд, она в конце концов станет истиной.
Неожиданно раздался сухой, отрывистый кашель, и все обернулись в ту сторону. Кашель исходил от высокой, надменного вида Ракеты, привязанной к концу длинной палки. Она всегда кашляла перед тем, как сказать что-нибудь, чтобы привлечь внимание.
- Гм, гм, - сказала она, и все насторожили уши, кроме бедного Огненного Колеса, которое продолжало трясти головой и повторяйте: "Романтика умерла".
- К порядку! К порядку! - крикнул один из Бураков.
Он был в некотором роде политик и всегда играл выдающуюся роль в местных выборах, так что умел кстати ввернуть подходящее парламентское выражение.
- Умерла и не воскреснет, - прошептало Огненное Колесо и заснуло.
Как только водворилась полная тишина, Ракета откашлялась в третий раз и заговорила - медленно и внятно, словно диктуя свои мемуары, и заглядывая через плечо того, кому она их диктовала. Действительно, манеры у нее были изысканные.
- Какое это счастье для королевича, что его женят как раз в тот день, когда решили пустить меня! Право, если б это даже нарочно было подстроено, это не могло бы сложиться удачнее для него, но принцам всегда везет.
- Ах, Ты, Господи! - пискнула маленькая Шутиха. - А я думала, что как раз наоборот, - что это нас будут пускать в честь свадьбы Принца.
- Вас - может статься, - ответила Ракета, - я даже не сомневаюсь в этом; но я - другое дело. Я очень замечательная Ракета и происхожу от замечательных родителей. Мать моя была знаменитейшим Огненным Колесом своего времени и славилась своими грациозными танцами. Во время своего большого публичного дебюта она описала в воздухе девятнадцать кругов перед тем, как погаснуть, и каждый раз выбрасывала в воздух семь розовых звездочек. Она имела в диаметре три с половиною фута и была сделана из лучшего пороха. Отец мой был Ракетой, как и я, и французского происхождения. Он взлетел так высоко, что иные боялись, что он и совсем не вернется обратно. Но он все же вернулся, так как натура у него была кроткая и благожелательная, и учинил блестящий спуск, рассыпавшись золотым дождем. Газеты отзывались об его выступлении очень лестно. "Придворная Газета" даже назвала его триумфом пилотехнического искусства.
- Пиротехнического. Вы хотите сказать: пиротехнического, - поправил Бенгальский Огонь. - Я знаю, что это называется: пиротехнический. Я сам видел это слово написанным на моей коробке.
- А я говорю: пилотехнический, - строгим тоном возразила Ракета; и Бенгальский Огонь почувствовал себя совсем уничтоженным и сейчас же начал задирать маленьких Шутих, чтоб показать, что и он тоже кое-что значит.
- Так я говорила... - продолжала Ракета. - Я говорила... Что, бишь, я такое говорила?
- Вы говорили о себе, - сказала Римская Свеча.
- Ну, разумеется. Я знала, что обсуждала какой-нибудь интересный вопрос в то время, как меня так грубо прервали. Я ненавижу грубость и всякую невоспитанность, так как я чрезвычайно чувствительна. В целом мир нет никого, кто был бы чувствительнее меня - в этом я совершенно уверена.
- А что это значит: быть чувствительным? - спросил Бурак у Римской Свечи.
- Это значит - наступать людям на ноги потому только, что у вас у самих на ногах мозоли, - шепотом ответила Римская Свеча; и Бурак чуть не лопнул со смеху.
- Нельзя ли узнать, почему вы смеетесь? - осведомилась Ракета. - Я не смеюсь.