Сказки

- Ты бери нутро, - голодно, чай, тебе в лесу-то, а я шелуху пожую.

Ухватил кур яйцо и разом сглотнул.

- Теперь, - говорит кур, - давай вино пить.

- Вино у меня на донышке, пей один.

Кур выпил вино, а мужик снеговой водицы хлебнул.

Охмелел кур, песню завел - орет без толку... Сигать стал с ноги на ногу, шум поднял по лесу, трескотню.

- Пляши и ты, мужик...

Завертел его кур, поддает крылом, под крылом сосной пахнет.

И очутился мужик у себя в хлеву на теплом назме... Пришла баба от заутрени...

- Это ты так, мужик, за вином ходил...

- Ни-ни, - говорит мужик, - маковой росинки во рту не было, кур дикий меня путал.

- Хорошо, - говорит баба и пошла за кочергой. Принесла кочергу да вдруг и спрашивает: - Ну-ка повернись, что это под тобой?

Посмотрела, а под мужиком лежат червонцы.

- Откуда это у тебя?

Стал мужик думать.

- Вот это что, - говорит, - кур это меня шелухой кормил... Дай бог ему здоровья...

И поклонились мужик да баба лесу и сказали дикому куру - спасибо.

ПОЛЕВИК

На току, где рожь молотят, - ворох; ворох покрыт пологом, на пологу роса. А под пологом девки спят...

Пахнет мышами, и на небе стоит месяц. По току шагает длинный Полевик, весь соломенный, ноги тонкие...

- Ну, ну, - ворчит Полевик, - рожь не домолотили, а спят.

Подошел к вороху, потянул за полог:

- Эй, вы, разоспались, заря скоро!

Девки из-под полога высовывают головы, шепчут:

- Кто это, девоньки, или приснилось? Никак светает скоро.

Дрожат с холоду, просыпаются. На хуторе за прудом кричат петухи.

К молотилке шагает Полевик; под молотилкой, накрывшись полушубками, спят парни.

Постаскал с них Полевик полушубки:

- Вставайте, рожь не домолочена.

Парни глаза протирают...

- Свежо, ребята, ай вставать пора...

На току ворошится народ, натягивают полушубки да кацавейки, ищут: кто вилы, кто грабли...

Холодеет месяц. А Полевик уж в поле шагает.

- Голо, голо, - ворчит Полевик, - скучно.

Ляжет он с тоски в канаву, придет зима, занесет его снегом.

ИВАН-ЦАРЕВИЧ И АЛАЯ АЛИЦА

Скучно стало Ивану-царевичу, взял он у матушки благословение и пошел на охоту. А идти ему старым лесом.

Настала зимняя ночь. В лесу то светло, то темно; по спелому снегу мороз потрескивает.

Откуда ни возьмись выскочил заяц; наложил Иванцаревич стрелу, а заяц обернулся клубком и покатился. Иван-царевич за ним следом побежал.

Летит клубок, хрустит снежок, и расступились сосны, открылась поляна, на поляне стоит белый терем, на двенадцати башнях - двенадцать голов медвежьих... Сверху месяц горит, переливаются стрельчатые окна.

Клубок докатился, лунь-птицей обернулся: сел на воротах. Испугался Иван-царевич, - вещую птицу застрелить хотел, - снял шапку.

- Прости глупость мою, лунь-птица, невдомек мне, когда ты зайцем бежал.

- Меня Алая-Алица, ясная красавица, жижова пленница, за тобой послала, - отвечает ему лунь-птица, - давно стережет ее старый жиж.

- Войди, Иван-царевич, - жалобно прозвенел из терема голос.

По ледяному мосту пробежал, распахнул ворота Иван-царевич - оскалились медвежьи головы. Вышиб ногой дверь в светлицу: видит - на нетопленной печурке сидит жиж, голова у него медная, глазами ворочает.

- Ты зачем объявился? Или две головы на плечах? - зарычал жиж.

Прицелился Иван-царевич и вогнал золотую стрелу между глаз старому жижу.

Упал жиж, дым повалил у него изо рта, вылетело красное пламя и поело терем. Иван-царевич побежал в светлицу. У окна, серебряными цепями прикована, сидит Алая-Алица, плачет... Разрубил цепи, взял Иван-царевич на руки царевну и выскочил с ней в окошко.

Рухнул зимний терем и облаком поднялся к синему небу. Сбежал снег с поляны, на земле поднялись, зацвели цветы. Распустились по деревьям клейкие листья.

Откуда ни возьмись прибежали тоненькие, синие еще от зимнего недоеда, русалки-мавки, закачались на деревьях; пришел журавль на одной ноге; закуковала кукушка; лешие захлопали в деревянные ладоши; позык аукался.

Шум, гам, пение птичье... И по синему небу раскатился, загрохотал апрельский гром.

И узнали все на свете, что Иван-царевич справляет свадьбу с Алой-Алицей, весенней царевной.

СОЛОМЕННЫЙ ЖЕНИХ

Внизу овина, где зажигают теплины, в углу темного подлаза лежит, засунув морду в земляную нору, черный кот.

Не кот это, а овинник. Лежит, хвостом не вильнет - пригрелся. А на воле - студено.

Прибежали в овин девушки, ногами потопали.

- Идемте в подлаз греться.

Полегли в подлазе, где дымом пахнет, близко друг к дружке, и завели такие разговоры, что - стар овинник, а чихнул и землей себе глаза запорошил.

- Что это, подружки, никак чихнуло? - спрашивают девушки.

Овинник рассердился, что глаза ему запорошило, протер их лапой и говорит:

- Ну-ка, иди сюда, которая нехорошие слова говорила!

Каждая девушка на себя подумала, и ни одна ни с места.

- Ну, что же, - говорит овинник, - или мне самому вылезать?

И стал из норы пятиться... Тут одна догадливая да бедная, сирота Василиса, взяла ржаной сноп, прикрыла его платком и поставила впереди всех.

- Вот тебе!..