Сказки американских писателей

«Постель в горах, видно, не для меня, — подумал Рип. — Если после прогулки я схвачу ревматизм, попадет мне от моей хозяйки!» С трудом спустился он в долину и отыскал промоину, по которой вчера вечером поднимался со своим спутником в гору. К его изумлению, здесь теперь катился и перескакивал со скалы на скалу, наполняя долину ревом и рокотом, бурный горный поток. Рип тем не менее стал карабкаться вверх, вдоль по берегу, и ему пришлось проложить себе путь сквозь заросли березняка и орешника, путаясь и по временам увязая среди густых лоз дикого винограда, соткавшего своими цепкими завитками и усиками своего рода сеты.

Наконец добрался он до того места в долине, где между утесами должен был открыться проход в амфитеатр, но не обнаружил и следа никакого прохода. Скалы вздымались отвесной непроходимой стеной; сверху легкой полосой летучей пены низвергался поток, стекавший в просторный водоем, глубокий и черный, как всегда, укутанный тенью растущего вокруг леса. Здесь бедняга Рип вынужден был остановиться. Он ещё раз свистнул и окликнул своего пса, но в ответ донеслось лишь карканье праздных ворон, кружившихся высоко в воздухе над сухим деревом, свисавшим в озаренную солнцем пропасть; вороны, чувствуя себя в безопасности, — ещё бы на такой-то высоте! — поглядывали вниз и, казалось, издевались над замешательством бедного Рипа. Что ему оставалось делать? Утро проходило, он испытывал голод: он ведь не завтракал! Его огорчила потеря ружья и собаки, он страшился встречи с женой, но не помирать же ему с голода в этих горах! Покачав головою, он взвалил на плечо ржавый мушкет и с сердцем, исполненным забот и тревоги, направился к дому.

Подойдя к деревне, Рип повстречал несколько человек, но среди них не попалось ни одного знакомого; это его до некоторой степени удивило, ибо он считал, что в своей округе знает каждого встречного и поперечного. Одежда их к тому же была совсем другого покроя, чем тот, к которому он привык. Все они следили за ним пристальным взглядом и всякий раз, посмотрев на него, неизменно проводили рукою по подбородку. Видя постоянное повторение этого жеста, Рип невольно сделал то же самое и, к своему изумлению, обнаружил, что борода его отросла по крайней мере на целый фут.

Он вошел наконец в деревню. Ватага незнакомых ребят следовала за ним по пятам; они свистели и указывали пальцами на его бороду. Собаки — но и среди них не было ни одной старой знакомой — при его появлении бросились на него, надрываясь от лая.

Да и деревня тоже переменилась — она стала больше и многолюдней. Перед ним тянулись ряды домов, которых он прежде не знал, а, между тем, хорошо известные ему домики исчезли бесследно. Чужие имена на дверях, чужие лица в окнах — все стало чужое. Было от чего потерять голову. Рип решил, что и сам он, и весь окружающий мир оказались во власти колдовских чар. Конечно, в этом не могло быть сомнений, — пред ним была родная деревня, которую он покинул только вчера. Здесь высятся Каатскильские горы, вдалеке серебрится быстрый Гудзон, а вот — те холмы и долы, которые стояли тут испокон века. Рип был не на шутку озадачен. «Вчерашний кубок, — подумал он, — одурманил мне, видно, голову».

Не без труда нашел он дорогу к своему дому, к которому, кстати сказать, он стал подходить с немым страхом, ожидая, что вот-вот раздастся пронзительный голос госпожи ван Винкль. Дом оказался в полном упадке: крыша провалилась, стекла выбиты, двери едва держались на оборванных петлях. Вокруг дома бродила тощая, голодная, похожая на Волка, собака. Рип позвал её, но она с ворчанием оскалила зубы и шмыгнула мимо. Это был злой, недоверчивый пес. «Моя собственная собака, — вздохнул Рип, — и та забыла меня».

Он вошел в дом, который госпожа ван Винкль, надо отдать ей справедливость, всегда содержала в чистоте и порядке. Дом был пуст, заброшен и, как видно, покинут. Эта заброшенность победила в нем страх перед женой, и он стал громко звать её и детей; пустые комнаты на мгновенье наполнились звуком его голоса, и затем снова воцарилась мертвая тишина.

Рип торопливо вышел из дому и зашагал к своему старому прибежищу — деревенскому кабачку, но кабачок бесследно исчез! На его месте стояло покосившееся деревянное здание с большими окнами; некоторые из них были разбиты и кое-как заткнуты старыми шляпами и юбками; над входом в здание красовалась вывеска:

СОЮЗ

Гостиница Джонатана Дулитла