Сказки Апокалипсиса (сборник)

– А зачем? – хмыкнул он. – Видишь ли, какое дело… Тайничок, что нам с Шнырем нужен, находится как раз в конце этого тупика. Но вот в чем ситуевина: проход этот – вотчина местной матки-паучихи. И если ее не задобрить, то пробраться нереально. Мы пробовали закладывать ей мелкую живность. Крыс там, мышей. Даже пару собак отловили. Но ткани местных животных, видимо, слишком рыхлые и не очень-то питательные. Прошлый раз, полакомившись подношением, она тут же набросилась на Вовчика и чуть не схарчила и нас за компанию. Каюсь, ступили, надо было прорываться, пока она этим полудурком трапезничала. Но мы банально сдрейфили. Пришлось вот искать нового добровольца, у которого мозгов поменьше. Уже отчаяться успели! Люди бывалые сразу неладное чувствовали в наших рассказах о несметных богатствах.

Кабан невесело хохотнул. Присел рядом со мной на корточки и, выудив десантный нож, провел им в районе моего подбородка.

– И тут, наконец-то, улыбнулась удача. Ты с таким восторгом слушал наши истории. Задавал столько вопросов, что поначалу даже думали, соскочишь. Ан нет. Ты клюнул. Что ж…

Аккуратно, стараясь не задеть липкую паутину, Олег срезал веревку, затягивающую капюшон моей «химзы». Так же ловко просунул мне под подбородок пальцы и одним резким, сильным рывком назад, сорвал с меня противогаз. Намордник вместе с задранным капюшоном повис на нитях где-то за головой. В глаза, привыкшие к сумеркам подземелий, ударил дневной свет. Я зажмурился и застонал. Благо день пасмурный, а то тут бы мне и ослепнуть. Хотя какая теперь разница. Попал ты, Феденька, по самые помидоры попал.

– Рыжик-пыжик, где ты был… – вновь хохотнул Кабан и поднялся. – Подыши свежим воздухом напоследок. А я пойду. Переждем с Митяем, пока она тобой займется, и потом за хабаром.

– Все равно со мной сдохнете на обратном пути, – просипел я. В горле перекатывался горький ком.

– А нам сюда возвращаться и незачем. Из того подвала выход есть свободный, но из-за специфики зайти через него возможности нет. Вот и крутимся, как можем. Ладно, не скучай.

Карикатурно козырнув на прощанье, Олег быстрым шагом исчез из поля моего зрения.

Я рвался на пределе сил. Кричал, рычал, бился, но лишь запутывался сильнее. Паутина уже вцепилась в волосы, больно натянула кожу на лице, склеила ресницы, не позволяя даже просто закрыть глаза. С каждым движением дышать становилось все сложнее. Отравленный воздух проникал в легкие, разнося яд по телу. Что, впрочем, волновало меня меньше всего. Удивительно, но он был действительно свежим, сладким и пах дождем. В сравнении с ним, атмосфера станции напоминала жгучий тяжелый кисель смрада… Интересно, можно ли считать моим достижением, моим превосходством над остальными то, что мне удалось глотнуть этого живительного и одновременно смертельного эликсира?

Паника постепенно начала уступать место апатии, и я замер, в полной мере осознав бессмысленность собственных трепыханий. Тут же уловил близкий шелест. А через мгновение надо мной зависло огромное брюшко, покрытое черной жесткой шерстью. Оно резко дернулось, и я почувствовал слабую боль в животе. Потом из этой пульсирующей точки начало распространяться онемение.

Говорят, на грани смерти перед глазами пролетает вся жизнь. Врут. Перед смертью ты видишь лишь оскаленную морду Костлявой. И сам начинаешь задумываться – о своем прошлом. Если успеваешь, конечно. У меня, к несчастью, времени было навалом. Должно быть яд, впрыснутый паучихой, действует не сразу. В ожидании, когда тело мое превратится в кисель, она отползла и лишь на грани слуха раздражала стрекотом жвал.

Ну, наверное, самый подходящий момент для самокопания. Что успел в жизни? Чего достиг, в чем был не прав? Да во всем я был не прав! Только сейчас, на смертном одре, я начал понимать, что просуществовал, а не прожил! Всегда плыл по течению, предоставляя выбор другим. Сносил все пинки, терпел унижения из-за глупой убежденности, что я «мирный». Да не мирный я, а трус. Безмозглый трус! Даже от бабы уйти не смог – боялся, что другой не будет. И в поход этот увязался только ради того, чтоб вернуться к ней весь такой герой, грудь в орденах. Чтоб она поняла, как ошибалась. Идиот… Да что теперь уж. По-собачьи жил, по-собачьи и умру…

Онемение достигло шеи, и легкие вдруг перестали качать воздух. Я беззвучно открывал рот, пытаясь глотнуть хоть частичку кислорода. Мозг вновь начал посылать панические сигналы телу. Но то уже не отзывалось. Серая муть застилала глаза. Кровь слабой птичкой билась где-то в виске. Но больно не было… И на том спасибо.

Мутнеющее сознание уловило отдаленный шум. Слова. Смысл я уже не понимал, но это определенно были слова…

– Это моя тебе благодарность… – едва слышно пропел ветер…

…И я проснулся от основательного пинка под дых.

– Эй, Шмель, поднимай уже зад с лежанки. Солнце высоко и негры пашут!