Сказки Белого Ворона [1–10]

Сарай мне был не нужен. Должен быть дом, сруб. Всю зиму мы валили деревья. Как ты понимаешь, это не Австралия. Спасло нас, наверное, то, что действительно от города близко. Никто подумать не мог, что здесь на такое ­посягнут. Лесник, может, был? Не знаю. Не было лесника.

Он здоровый был, лось, я сказал? Бревно мог на себе утащить. За месяц бы вот такую просеку сделал — но я руководил по уму. На один ствол у нас уходила неделя. Брали в разных местах — и далеко от поляны. Очищали где пилили, потом жгли. Зима была в тот год жёсткая. Угли, пепел, — я разбрасывал и закапывал в снег. К весне никто не догадается, что здесь происходило. Максимум, что туристы набезобразничали — и то не в этом сезоне.

Он пальцы отморозил, да. Рукавицы я ему принес… Ладно, отморозил, не отвалились. Кожа облезла, и красные были, как клешни.

Сели, посчитали всё, пронумеровали… У меня книга была, детская. Не знаю, где сейчас эта книга. «По пятам Робинзона», такое. Популярным языком, что в лесу жрать, а чем можно отравиться. В самом конце вдруг: как строить дом, с рисунками. Это уж совсем не знаю для кого. Для меня.

И чуть оттаяло — стали собирать. Без фундамента. На севере так делают, в мерзлоте, это уж потом я узнал. Тогда просто: не было времени. Про армию я не думал; откосячить не мнил, просто — не думал, как не думают про смерть в 16 лет. Но торопил, продыху не давал — себе, и ему тоже. Будто догадывался, что нужно успеть. Год; всё. Иначе не будет ничего. Стухнет.

Ну что: я его погнал работать. Поживши в лесу — а он уже жил там, крышу мы крыли чем попало, накидали сверху веток, а сверху — парашютный шелк, вот вроде как со спальника этого. Огромный кусок. Я у отца спалил. А он где взял, не знаю; но он из этого шил… куртки. Если о времени говорить: тогда всё посыпалось, завод не платил, потом встал, но при этом всем застило, всех как мания обуяла — хоть на чём навариться. У папаши тоже был бзик; он сосчитал, что будет ими торговать. Ничего конечно из этого не вышло.

Доски нужны. Доски самим не сделать. Пригнали на машине — и тоже хитрó, не на место сразу. За две ночи всё перетаскали. Деньги он добыл грузчиком; говорю, силён был, как дэв. Бухло к тому времени я ему уже не покупал. Он бы не смог. Вкалывал, считай, на двух работах. О, это я про себя сначала сказал? Вот, теперь он.

Парашют я вернул, он к тому времени был того. Не­товар­ный уже. Но папаша тогда уже бросил. Мы — нет.

Попустили пол, взялись за потолок. Удивительно, как это хорошо у нас всё получалось. У нас? Я так думал.

Печь он сложил. Без книги. Это меня поразило. Вот тут я кое-что заподозрил. А понял на крыше. Прихожу — крыша есть. Всё. Крышка. Взрослый чувак, кто он был до того, кем? — пока спился? Кто-то точно был. Детей вспомнил — своих? может, в той теплотрассе, как коты, обитали? Я не разобрался. Они мне нужны — его дети? Я его пробудил. Совсем не того я желал, сам бы мог — сам бы сделал, в его сторону и не глянул. …Не пьет. Разговаривать начал Маугли мой. А я — перестал. Вышло у нас, да другое. Задумался я глубоко.

Но думать некуда. Армия засветила. Сроку осталось чуть, а я планы имел… Мне нужен был сторож.

Бросил я его. Покатил в дальний путь. Взяли меня, примерно сказать, там, где скитался. Я спокоен был; почитай: всё успел. Что с концами — я б посмеялся только. На него полагался. Мне есть куда вернуться. Помнишь, тебе говорил? Не помнишь? Спать, наверно, хотел — а притворялся, что слушал. Ну а потом… уже не говорил.

Дальше всё знаешь. Сам там был. Не битьём — так укатаем. Армия глаза раскрывает, увидишь и то, чего, получается, видеть не хотел. Совсем иначе в бараний рог завернуло.

Ты спишь, что ли? — Спокойной ночи.

Обыкновенно свой маршрут я никогда не затягивал до сумерек и останавливался на бивак так, чтобы засветло можно было поставить палатки и заготовить дрова на ночь. Арсеньев. «По Уссурийской тайге».

* * *

Проснулся в четыре утра. Сквозь палатку светил огонек.

Бурыльщик налаживал котелок над маленьким костром, без оптики. Оглянулся: — Так теперь.

О вчерашнем помину не было: идти целый день. К ночи разговорятся.

Идти: зашли далеко, но поверни сейчас — оба обратно враз выскочили. Заблудиться — как? Вот — муравейник; вот — мох; вот — солнце (солнца между прочим нет, встали затемно, и пасмурно было). А там — железка. Куда ни кинь — если на закат, выйдешь на рельсы. Цель между тем была: от рельсов уйти. Это не так легко. Выкинуть паспорт — легко; но попробуй изнутри. Свидетельством тому: что Бурыльщик от снаряжения не спешил избавляться. Нить порвется, если долго тянуть, но пока чувствовалось только, что шагать будет не так непринужденно, как было. Желание ослабло? Тоже пока нет. Ладно, хватит.