Сказки Белого Ворона [1–10]

— А я думаю, — Рыболов термос держал в руках, — …ты сейчас кривишь.

— Чем же?

— Второй раз... Мы назад не дойдем.

— Ну? — Бурыльщик чиркнул спичкой. — Когда ты ­понял?

— Не знаю… День на четвертый.

— Ну я попозже. Когда эти… бобровые плотины…

— Гулял с женой… С будущей женой. Тут снег повалил. Город тогда не знал, только приехал. Мужик из снега вышел: я к нему — как попасть на улицу такую-то. А она кричит: «Мы специально заблудились!» — Рыболов не смог сдержать смеха.

Бурыльщик послюнил палец, поднял вверх. — Север — там. Дорога — там. Против течения двинуть полюбасэ. Ныряй. Там всё герметично.

— За неделю. — Рыболов не двигался. — Маловато как-то.

— Провианта на месяц, — напомнил Бурыльщик. — И причем всё в твоем. Ныряй.

— Ёксель-мопсель… Красиво.

— Когда крачки улетают?

— Не знаю. В августе.

— Смотри, вон, целая туча.

— Кто-то спугнул... Кто-то идет?

Они смотрели вправо, по течению. — Пошли туда, — сказал Рыболов. — Кидай свой.

Бурыльщик встал. — Оставлю, — решил. — Вернемся.

— Некуда возвращаться. Мы не должны…

Бурыльщик покачал головой. Ногой спихнул рюкзак. Мягко плюхнув, тот ушел на дно. Сразу пропал с глаз. — Железо одно. Не уплывет. — Усмехнулся. — Вместе будем нырять.

Рыболов уже отправился назад по песку, в сосны.

* * *

Вышли второй раз через час. Здесь были заросли облепихи, сплошь усыпанной желтой ягодой. Сосны сменил смешанный лес. Оба слегка задыхались.

— Нет здесь никого… И не было.

Крачки исчезли. Река была такой же.

— Медведь. — Рыболов рассматривал кусты.

Бурыльщик бы сейчас покурил. Но сигареты лежали на дне реки.

— Ночевать будем на дереве? Темно будет через час.

Рыболов, не ответив, ломанулся опять вглубь.

— Дом свой ищешь, — Бурыльщик, поспевая за ним. — Тогда я тебе помеха. Я ничего такого не строил.

Рыболов остановился. В лесу уже вставал сумрак.

— Разделимся. Можешь идти к своему мешку.

— Ты его тогда бросил. А сейчас хочешь — меня. Твое ­счастье.

— Ты кто, — Рыболов шагнул, всматриваясь, руку протянул, отвел упавший тому на глаза чуб.

— Я твой проводник.

— А настоящий Бурыльщик где?

— Сгнил в лесу. Когда за водой пошел… Где бы он взял воду. Понты одни.

— Ну спасибо тогда. Что довел… Что приехал.

— Не за что. Ты сам хотел.

Рыболов провел рукой по лицу. — Я только сейчас врубился…

— Во что ты врубился? — Бурыльщик повернулся. — Идем к воде, — через плечо. — Рыбку словим, да спать лягем.

* * *

У Рыболова остался термос, у Бурыльщика спички. Лес почти сплошь лиственный, дров не набрать, сырость, низина, двигаться в темноте нечего и думать. Нашли отмель ­кое-как, сели. Одеты тепло, но от реки тянуло пронзительно, обоих трясло.

Бухнулось что-то в воду — аж подскочили.

— Надо, — Бурыльщик с трудом справился с лязгом зубами, — разговаривать, по-ддругому хана.

— Говори.

— Есть способ. Одддин хант научил… Надо решать сложные математические заддддачи. Голова тяжелеет, а от головы кровь шибко иддддет. И не заснешь. И не замерзнешь. Одддин олень да одддин олень ддддва олень. Дддва олень ддда одддин олень…

— Хорош. Ддддавай зачем шел.

— Я всю жизнь зачем-нибудь шел. Мне каяться не в чем. Женщин я не бросал — они сами уходили, по полгода — кто стерпит. Три было… не помню, может, больше. Внуков у меня нет. Дети… может, где-нибудь бегают, мне не ддддокладддывали. Шел… зачем шел. Затем, слышишь, шел, что захотелось од-дин раз — просто идти.

— Тогда это, ты, из-за тебя. Ты не хотел…

— Хотел.

— Хотел.

— Хотел. Рассказывать не буду. Д-давай ты. Во что ты там врубился?

— Дда я понял… Если б мы встретились, впервые, на том полустанке. То так бы и было. А казалось — всю жизнь ддруг друга знаем…

— Дда… это ты… выворотил. Ну так: считай. Дети у тебя — раз. Внуки — два. Три. Три раза ты свою жизнь прожил. Это не я не Бурыльщик — это ты не Рыболов.

Дддико захрустело в кустах — рукой протяни. От страха оба оглохли. Пять минут сидели нагнувшись, себя не помня, еще пятнадцать минут разгибались.

— Где мы ошиблись, — Рыболов, севшим голосом.

— Нигде, — сказал Бурыльщик, сам себе удивляясь.

* * *

Вот так всё и было. Проснулись где сидели, на рассвете, на узкой отмели. Проспали около часа. Низко в деревьях параллельно реке летел черный ворон, в горле у него что-то мелодично перекатывалось, вот так: р-р-р-р-р… — Бурыльщик о таком читал, Рыболов только слышал. — Всем было нормально в эту ночь в этом лесу, кроме двоих. (Зато он видел, Рыболов, в тех местах, раз над поляной в небе высоко двое летели, кувыркаясь синхронно, как в синхронном плавании. Издавали звуки, ничего общего не имеющие с «карканьем». Называлось: «брачные игры черных воронов». — Эту ночевку он, Бурыльщик, мог нанизать на длинную связку таких и еще более причудливых ночевок. Раз он ночевал в распоротом брюхе оленя, в тридцать градусов мороза.)

Вернулись по берегу, против течения, поднимаясь в гору, на песочек с соснами. Разделись, долго ныряли, Бурыльщиков рюкзак так и лежал — у берега, а Рыболова мешок отнесло течением на глубину, но запутался в придонной растительности. Совсем рассвело, вода была холодней, чем воздух, но когда вылезли — показалось, теплее.