Аркейн прислонился к стене спиной, и опустился на землю, не желая больше двигаться. Он не испытал страха или удивления, услышав этот голос. Лишь внезапно накатившую усталость. Больше он не желал никуда двигаться. Это всё равно был какой-то бессмысленный путь по тьме, без начала и без конца.
— Тебе и не нужно никуда двигаться, — вновь, будто читая его мысли, произнёс голос во тьме. — Ты уже пришёл.
— Я даже не знаю, куда вообще шёл, — хрипло ответил Аркейн. — А откуда шёл, я уже забыл.
— Ты шёл на мой зов, — ответил голос. — А откуда, это уже не важно.
— Откуда тебе знать, что для меня важно, а что нет? — возразил Аркейн.
В ответ голос изобразил некое подобие смеха, вновь выдавая тот факт, что его обладатель не разговаривал уже очень и очень давно. Настолько давно, что его уста уже разучились это делать.
— Ааа, я понял! Прямо сейчас я валяюсь в грязи окопа, истекая кровью, — попытался вновь тряхнуть головой Аркейн, но сил не хватало уже даже на то, чтобы двигать шеей. — И мой умирающий мозг выдумывает всю эту чушь. Чёртова пуля в башке!
— Действительно чушь, — ответил голос.
— Тогда зачем ты призывал меня, кто бы ты ни был? — произнёс Аркейн, отдаваясь своему безумию. — Кроме чуши я всё равно не могу тебе ничего предложить.
Аркейн попытался рассмеяться, но вместо этого издал какое-то карканье. В ответ на это владелец голоса издал задумчивый вздох, и на некоторое время в воздухе повисла пауза.
— Я услышал ошмётки твоего метающегося разума, — наконец нарушил молчание голос. — И мне стало любопытно.
— Что же любопытного в обезьянке, которая, как оказалось, вовсе и не придумала свой обезьяний мир? — ответил Аркейн.
— То, что обезьянка вдруг осознала себя обезьянкой, — вполне серьёзно, как показалось Аркейну, ответил голос.
Каждый раз, когда этот голос нарушал тишину окружающей тьмы, Аркейн ощущал, как шевелятся волоски на его коже. По какой-то причине его сознание не испытывало страха, но вот его тело совершенно явственно выдавало вполне очевидные признаки ужаса. Это было странное чувство, будто его плоть всё ещё воспроизводила вполне человеческие реакции на внешнюю угрозу, в то время, как его разум лишь безразлично наблюдал за этим.
— Да, плоть слаба, — вновь врезался голос в размышления Аркейна. — Как и разум, в общем-то. Поэтому я намеренно ослабляю своё давление, чтобы твоё «Я» сохраняло хотя бы частичку спокойствия, соприкасаясь с моим сознанием.
— Что ты такое? — выдавил из себя Аркейн.
— Это и правда вопрос, который ты хотел задать? — ответил голос. — Не разочаровывай меня.
— Что я такое? — после небольшой паузы, задумчиво произнёс Аркейн.
— Ну вот, уже лучше. Ты, как и твои сородичи — давно приевшееся блюдо, на обеденном столе моих детей. Я говорил им не играть с едой, но они всё равно играют с вами. Впрочем, разве можно их винить в этом? Все они однажды приходят к печальному осознанию того, что вечная жизнь довольно скучна. Что это и правда проклятие. И начинают проклинать даже меня. Забавно… иногда они так похожи на вас, мои дети. Один из твоих собратьев всё же был жив, когда ты покидал поле боя, повинуясь моему зову. Его шея была сломана, но он мог видеть твой удаляющийся силуэт. Думаешь, он звал тебя на помощь? Нет, он проклинал тебя, шепча проклятия, и злясь на самого себя за то, что не может даже выкрикнуть это. Он считал тебя предателем, убегающим от врага. Хотя на самом деле, ему просто было обидно до слёз, что это он умирает, не в силах сдвинуться с места, а не ты, или кто-то другой.
— К чёрту эту войну! — в сердцах вдруг выпалил Аркейн. — К чёртовой матери поле боя!
— Это уже не вам, обезьянкам, решать, — произнёс голос, и в нём не слышалось издёвки, но лишь простая констатация факта. — Видишь ли, некоторые из моих детей заигрались настолько, что уже верят во всякую чушь, прямо как и вы, люди. Видимо, хозяин и правда со временем начинает походить на своего питомца. Они начали верить в то, что какие-то там «боги», могут даровать им проход в другой, загробный мир. Где им больше уже не нужно будет бояться солнечных лучей, и испытывать постоянную, мучительную жажду крови. Угадай, что, по их мнению, для этого нужно? Для этого нужно всего лишь держать вас в постоянном страхе, в постоянной тревоге. Мои заблудшие дети искренне верят в то, что искусственно создавая людям страдания, они таким образом ублажают своих богов, питающихся энергией человеческой боли, душевной и физической.
Повисла пауза, но затем голос вновь продолжил:
— Представляешь, какой бред? И многие из них верят в это совершенно искренне. Немыслимо, что о подобном рассуждают даже те из них, которых я всегда считал одними из самых здравомыслящих. Ведь даже дикарю известно, что человеческая кровь намного слаще и полезней как раз тогда, когда вы пребываете в эйфории и нирване. Разве может быть вкусным мясо овцы, которую изо дня в день лупят палкой, и держат её в постоянном страхе? После этого её плоть отдаёт лишь адреналином и мочой.