– А ты сам их читал, – перебило его сразу несколько голосов. – Давай вон у Ивана спросим. Он побольше твоего грамоту изучал, да и побродил по Лесу, незнамо сколько. А ну, Иван, поведай нам, что это в нашем славном Лесу за новая напасть объявилась.
– Не знаю, братцы. Пока ничего не знаю. Вот завтра, прямо с утра, в царское хранилище схожу, может, что и вызнаю. А, кстати, Царю и Красноносу доложили?
– Знают они, сразу же их известили. Но они, вестимо, и слышать ничего не хотят. Краснонос как всегда про бабьи сказки и пьяный бред говорит. Сам его знаешь, а Царю, что, лишь бы его не пугали, да налоги исправно платили.
Общество еще долго обсуждало последние новости, но товарищи так и ничего путного придумать и не смогли. Порешили на том, что завтра вечером, Иван расскажет о своих поисках в древних книгах. И уж тогда надо будет принимать решения.
Жизнь города и ближайших деревенек, все это небольшое пространство в глубине бескрайнего леса называлось Лесным Царством, уже много поколений протекала спокойно. Стычки с лесными обитателями давно вошли в привычку; торговля шла не шатко не валко, до ближайших крупных городов было далеко. Сам Лес охранял рубежи царства лучше любого наемного войска, а уж слухи о нем отпугивали любого военачальника. Из глубин лесной чащи было удобно грозить всем далеким и близким соседям, во дворце это называлось «международной политикой». Как это называли в Лесном уделе лучше не говорить. Даже сами мужики иногда краснели, и испуганно озирались, нет ли поблизости детей или женщин, когда кто-нибудь в запале спора говорил эти срамные слова. «Маразм» – это был самый мягкий эпитет, которым награждали местную власть. Вообще-то, это древнее слово, все любили повторять, вставляя его к месту и не к месту.
Перечитав много старых летописей и после этого долго шевеля мозгами, во-время очередного жаркого спора, с не менее горячим пуншем, это слово когда-то вспомнил Мягкий Человек, по прозвищу Страшила Мудрый. После этого он еще много чего говорил, но собравшиеся почти ничего не поняли. Мудрый когда-то был Главным Советником Царя, но после интриг хитрых придворных был смещен до Аграрного Советника. А после его обличительных выступлений против Царя на площади перед дворцом был совсем отставлен и позже сослан в дальнюю деревню. Ему еще повезло, интриганы предлагали выдернуть все иголки из его головы, чтобы думал поменьше, но царь смилостивился. Рядом с деревней, Мудрый, построил себе неплохую келью, где тихонько жил и много размышлял о несправедливом устройстве жизни в государстве. Впрочем, иногда приходил навестить старых друзей, делая это тайком. Но об его посещениях знали все, так как обычно это заканчивалось стихийным митингом, порой переходящим в драку между пьяными мужиками. А когда стража все-таки вмешивалась, пытаясь разрядить обстановку, то народ неожиданно объединялся и смело вступал с ними в схватку. Обычно беспорядки заканчивались под утро, когда женам надоедало это безобразие.
Они смело входили в гущу боя, и громко ругаясь, тащили своих разбушевавшихся не на шутку мужей, домой. Главы семейств сначала отчаянно сопротивлялись, а потом покорно брели домой, за очередной порцией неприятностей. А Страшила Мудрый снова надолго замыкался в своей келье, продолжая с грустью размышлять о несовершенстве мира, и ища пути выхода из него. Говорят, он даже начал писать труд «Как обустроить свое царство», но пока его никто не видел. А Коник даже предположил, что Страшила Мудрый таким образом себе цену набивает.
Когда компания, собравшаяся в Лесном уделе, все обсудила, то мало помалу успокоилась. Разговоры вернулись в привычное русло: кто, как и когда вернулся домой, да, что потом делал, как день провел. Посмеялись над Иваном с Коником. Оказывается, вчера, уже под утро, когда самые стойкие пытались разойтись по домам, друзья вместо дома попали в Лукавый Тупичок. В конце этой небольшой улочки, действительно тупика, стояло большое каменное здание. С широким крыльцом, толстыми колоннами, вечерами, ярко освещенное. Здесь, с недавних пор располагался театр «У Буратино». А весь город знал, какая пылкая любовь была у Ивана с панкующей Мальвиной, постоянной, немеркнущей звездой местного театра. У Мальвины был вздорный характер. Она предпочитала дружить со зверями, чем с людьми, и по этому поводу в театральных кругах ходило множество кривотолков. Раз в неделю она перекрашивала волосы: то в синий, то в красный, то в зеленый цвета. На это уже мало кто обращал внимания. Но актрисой она была действительно превосходной, и зрители с удовольствием смотрели ее выступления.