Но когда сгорело старое деревянное здание театра, и Долгоносик, руководитель этого культурного заведения пригрозил Ивану, что если увидит его ближе чем за километр, то подвесит его на крюк, как самую последнюю куклу. Почему приключился пожар, толком никто не знал. Поговаривали, что Иван с Долгоносиком устроили в честь начала новой постановки свое представление, с участием всей труппы актеров и небольшого числа приглашенных, особо приближенных к театру, друзей. Что Иван в пылу любовной борьбы с Мальвиной опрокинул свечу на пол и ковер вспыхнул как летняя трава в засуху. Другие глупо улыбались и доказывали, что вспыхнул огонь от жара его сердца и искр, которые сыпались из глаз Ивана, когда видел Мальвину. Иван же, когда немного улеглись страсти, признался в компании друзей, что театр поджег сам Долгоносик, мол, где-то в театре был очаг, то ли нарисованный на холсте, то ли настоящий, никто толком об этом не знал, а за ним хранилась какая-то тайна, вот он туда и сунул свой длинный нос. Про этот очаг сам Долгоносик как-то раз, по пьяни, ему проболтался. Что же там на самом деле произошло, он не знал, но только Долгоносик ходил несколько дней какой-то ошалелый, сам не свой. Оклемался только когда получил страховку за здание. И сразу же стал строить новый, каменный театр.
Как-то, за кружечкой пива, Иван задумчиво сказал своим друзьям: «но за одну страховку такой домище не построишь. А обстановочка внутри, сами видели, как в царских покоях. Да еще «печь» шестисотую купил, побеленную. А за что он на меня взъелся, честное слово, даже и не догадываюсь».
Друзья тогда обсудили внезапное обогащение вечно нищего Долгоносика, да и забыли. Мало ли откуда у человека лишняя «стружка» появилась. Радоваться за него надо, а не завидовать. Но про тайну очага Иван нет, нет, да и вспоминал, что-то здесь ему не нравилось. Он хотел обсудить свои мысли и догадки с Жуком, но в тот раз начальник стражи его резко оборвал, сказав, что нечего не свое дело лезть. И строго настрого наказал со своими дурацкими вопросами больше ни к кому не приставать:
– Нет у Долгоносика никакой тайны. Была картинка, там какой-то очаг был нарисован, так, мазня несуразная, сам видел. Сгорела она при пожаре, – при этом он почему-то побледнел и настороженно оглянулся. Иван тогда еще сильно удивился, чего такого испугался Жук, всем известный своей безрассудной храбростью. Удивился, но и понял, что действительно надо придержать язык за зубами. Видно на самом деле тут дело нечисто.
Иван внял предостережениям Долгоносика, и перестал появляться в театре. Во всяком случае, его видели только на представлениях и только вместе с женой. Правда, они потом они снова помирились, и Иван еще не раз устраивал там веселые ночные представления. Даже в первый год семейной жизни он частенько туда захаживал, пока после одной не очень удачной шутки, Мальвина, тогда она как раз покрасилась в красный цвет, не капнула о его похождениях жене. Дома Елена устроила ему такой концерт, что потом об этом долго говорил весь город.
К Мальвине Иван с тех пор не ходил. Вернее изредка, после представлений захаживал, но так, чтоб никто не видел. Елена знала о его похождениях, но ничего не говорила. И вот надо же, как на грех, видно действительно хозяин чего-то добавил в пиво, потянуло к старой возлюбленной.
– Интересно, – громко икнув, протянул Коник, – а что же нам Елена ничего сегодня утром не сказала.
– Еще скажет, не волнуйся. Помнишь, как ты в гвардейской конюшне скрывался, когда Ванька нехорошую болезнь от Мальвины подцепил? Так, что твое стойло еще никем не занято, – мрачновато пошутил Жук.
Коник поспешно опустил морду в чашу с пивом, Иван тоже сделал большой глоток из кружки, и постарался перевести разговор в какое-нибудь, более приятное русло. Они очень не любили вспоминать первый год семейной жизни. Тогда весь их привычный жизненный уклад был круто изменен решительной рукой Елены. Жук понял, что шутка вышла очень неудачной, и замолчал, прихлебывая из своей кружки, пуская синеватые клубы дыма. Он о чем-то сильно задумался и не слышал дружеский треп собравшихся.
В общем, вечер шел как обычно. Вдруг Жук, мрачно молчавший почти весь вечер, тихо спросил, ни к кому особенно не обращаясь:
– А кто же вчера того сказителя приволок, хотелось бы мне очень узнать.
– Как кто, он сам пришел. Вот так, шел, шел, да и пришел. На огонек, значится, забрел. А здесь мы сидим. Вот ему и радость, а нам развлечение, – пьяно икнув, пошутил Коник.
– Вот так, шел, шел, да и пришел, – зловеще усмехнулся, передразнивая Коника, сказал Жук. – Открыл первую попавшуюся дверь, а за ней мы сидим.
В комнате повисла тишина, второй раз за вечер, такого здесь отродясь не бывало, все вдруг озадачились, действительно, а кто же вчера его привел. Об их тайной норе знало всего несколько человек, по пальцам двух рук пересчитать можно. Но вчера, как назло никого из посторонних не было. А из них никто не мог привести случайного, непроверенного человека.