Сказки чужого дома

…Он давно не двигался так стремительно. Может быть, – никогда. Тени поднимались и мешались перед глазами, там и тут встречая пустотой. Не то, что нужно. Не те, кто нужен. Впрочем, он догадался довольно быстро. Если не искать в очевидных местах, если думать шире, то стоило обшарить самые укромные, но не самые ближние крыши.

…И теперь они стояли на носу корабля вдвоем.

– Я все еще считаю, что вам не стоит здесь быть.

– Я все еще считаю, что никто не сражается в одиночку.

Джер, которого ему только что пришлось ударить, тихо злился, но больше не извергал проклятия: просто отвернулся и сосредоточенно наблюдал в подзорку. Паолино – так же пристально смотрел в свой военный бинокль.

…Как с помоста читали длинную официальную бумагу.

…Как лавиби в черно-красной форме нес коралловую чашу.

…Как говорила женщина, видимо, попросившая слова.

Мы просто хотели быть равными. Просто сражались за свободу. И за семью.

За семью.

Это было последнее, что он прочел по губам. Последнее, прежде чем лавиби протянул чашу. Прежде чем женщина поблагодарила его, поднесла чашу ко рту и…

…прежде чем, круша все на своем пути, в бухту Мертвых Крыльев ворвался сошедший с тропы Зверь.

Сказание

Клубы дыма разлетались, сливаясь с мокрым туманом. По вязкому песку поезд двигался так, будто был не грузной массой металла, дерева и огня, а легчайшим на свете крылатым существом. Громыхающая махина вспорола берег и замерла, оставив хвост за развороченными в крошево скалами. Металлический нос паровоза застыл буквально в считаных шагах.

От деревянного помоста.

От виселицы.

От женщины, упавшей из-за воздушного потока и ударившейся спиной о столб.

Если бы люди в форме не бросились бы врассыпную, поезд бы их передавил.

– Моя Чара…

Гром слов разлетелся по берегу, достиг скал. Толпа молчала, лишь некоторые перешептывались. Но никто не кричал. Эти люди, как и люди с холмов, видели представление. Может, немного пугающее, несомненно, удавшееся… но точно не опасное.

Пока поезд вновь не заревел и из трубы его не посыпались искры. Пока на крышу не выбрались, скалясь, несколько серолицых, смутно напоминающих что-то живое, существ. Пока ветер не донес тяжелый смрад, который невозможно было спутать ни с чем и из-за которого люди в первых рядах стали зажимать носы.

А потом алопогонные открыли стрельбу.

Это были не винтовки, – тяжелые базуки, от чьих снарядов воздух расцвечивался режущими вспышками. Воздух, сырой и влажный, тяжелел, раскалялся, почти физически начинал обжигать. Тишина таяла: раздался грохот, а затем рев команд, крики ужаса, хлопки, лязг, и…

Извергая искры, поезд бормотал что-то. Уже не имя Зодчего. Другие имена. Чаще других – одно.

Тень. Тень Предателя! Тени не существовало!

Седеющий офицер с красной прядью покачнулся, но не перестал стрелять. Девочка, прятавшаяся за ним, кинула случайный взгляд на окно кабины паровоза и вскрикнула. Ей показалось, что с той стороны стекла, сквозь дым и слепящий свет, на нее смотрела ее пропавшая сестра. Стекло лопнуло, выбитое снарядом. Лицо исчезло.

* * *

Тэсс видела: люди бегут. Бегут с криками, давя друг друга и пытаясь покинуть побережье. Бегут, таща детей и не оборачиваясь к воде. Они пробежали совсем немного, а потом – не синхронно, но спешно, – бежавшие впереди начали останавливаться. Останавливаться и отступать, перекрывая дорогу другим. Навстречу им со стороны Аканара что-то двигалось. Когда остановилась почти вся испуганная толпа, что-то уже выступило из тумана.

Живые летучие корабли с красными парусами.

Живые красногрудые самолеты.

Бронированные автомобили с развевающимися знаменами…

Тэсс поднесла к глазам подзорку. Машины никто не вел.

– Что с тобой?

Тэсс привалилась к скале, за которой пряталась, и прижала ладонь к груди. Колотилось сердце. Она почувствовала во рту странный привкус, и это было смутно знакомое ощущение. Тэсс зажмурилась. Таура повторно выпалила вопрос прямо ей в ухо, прибавив:

– Тэсси!

– Не двигайтесь! – пробормотала Тэсс одними губами и тут же заставила себя повысить голос: – НЕ ДВИГАЙТЕСЬ! ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ!

Да. Она знала это ощущение. Она уже испытывала его или… почти его.

Когда рядом оказывалась чья-то живая вещь, тэ становилась для Тэсс почти осязаемой. Это напоминало легкое головокружение и покалывание в кончиках пальцев, обычно это не мешало и не сбивало. Она помнила. Даже на Выпуске, где ужасающая живая армия двигалась совсем близко, ощущение было… немного иным. И разница оказалась предельно проста.

Те вещи были спокойны. Безвредны. А эти… их тэ давила и душила.

Тэсс закричала снова.

Кричала не только она – все Зодчие в толпе чувствовали, скорее всего, что-то сходное. Они замирали. Падали, сжимая виски. Пытались кого-то остановить. Впрочем, люди остановились сами, после первых выстрелов, разворотивших землю. Люди сворачивали назад. К берегу. К солдатам, на которых еще хоть как-то надеялись.