Сказки чужого дома

Техника продолжала двигаться – десятки самолетов, кораблей и машин. Теперь было видно и без подзорки: палубы и кабины пусты. Ни одного военного. Ни одного горожанина. Никого. Вещи действительно двигались сами, будто игрушки, толкаемые невидимой детской рукой, и…

Вещи боялись. Очень боялись этой невидимой руки.

– Роним, что…

Сыщик вряд ли слышал ее. Он напряженно смотрел в противоположную сторону, вниз, на берег. На алопогонных, лихорадочно хватавшихся за красные камни на своих шеях. Когда камни начинали светиться, солдаты быстро поднимали взгляды. Тэсс дернула мужчину за рукав.

– Что они делают?

Роним медленно повернул к ней голову:

– Зовут. Но вещи не подчиняются им. Кажется, ничего никому не подчиняется. Ты…

Оттуда, где техника остановилась, согнав людей к скалам, грохнул залп. Раскатистый, будто сразу из всех орудий, он разорвал воздух Небесного сада и набросил на побережье то, ради чего, вероятно, был дан.

Тишину.

* * *

Шаг.

Кованые каблуки застучали в кабине.

Шаг.

Среди шелеста дождя, шороха океана и молчания людей этот звук показался очень отчетливым, он напоминал ход больших часов.

Шаг.

Тихо заскрипела дверца паровоза, и на ступенях показался человек.

Он был высоким и худым, его неестественно гладкие длинные волосы достигали лопаток. На нем был коричневый дук, коричневые крэ, лиловая рубашка. Небрежно повязанный белый шарф закрывал шею. Круглые ярко-желтые очки прятали глаза – серые и ледяные. Мужчина подцепил очки кончиком пальца, сдвинул их на нос. Его взгляд прошелся по военным, перезаряжавшим оружие.

– Дельная мысль. Но так не обращаются с гостями.

Он улыбнулся. В толпе зашептались. Некоторые узнавали человека, лицо которого украшало иногда газетные полосы, еще чаще – страницы и переплеты книг. Другие в недоумении переговаривались, вытягивали шеи вперед.

– Кто вы такой?

Седеющий офицер с красной прядью махнул рукой. Солдаты с базуками отступили, меняясь местами с легковооруженными. Те нацелили на человека на лестнице винтовки, но пока не стреляли. Многие устремляли напряженные взгляды в сторону. За скалы. К городу и пришедшей оттуда технике, которую уже можно было различить даже за перепуганной притихшей толпой. Техника казалась огромным, многомачтовым, многокрылым чудовищем.

– Гость, я же сказал…

Мужчина на ступенях улыбнулся снова, поправил очки и раскинул руки – будто собрался кого-нибудь обнять. Офицеру это не понравилось, и он незаметно кому-то кивнул. Несколько военных нырнули в тени, чтобы появиться ближе – буквально в полудюжине шагов.

– Так мне не нравится, нет.

Желтые очки сверкнули. Смердящие твари спрыгнули с крыш и встали перед хозяином. На двух из них были черно-серые обноски. На одном – черно-красные. У этого последнего были длинные прямые черные волосы и отсутствовал кусок челюсти. И все же… он вдруг улыбнулся, посмотрев на женщину у столба. Та покачнулась, отползла назад и зажала рот рукой.

– Конор…

– Мое имя, – тихо заговорил мужчина, без малейшего отвращения опираясь на плечи своих защитников, – Хо' Аллисс. Уверен, когда все кончится, вы раскупите мои книги. Если, конечно… – он негромко хмыкнул, – все будет хорошо. Но ведь будет?…

Ему не ответили. Толпа молчала, стараясь и вовсе не шевелиться, военные тщетно целились – без конца меняя позиции, перемещаясь с места на место. Какой-то белый шпринг бросился сверху, совершив стремительный прыжок. Он мог бы успеть выстрелить, но живой поезд встретил его изогнувшейся, как плеть, струей раскаленного пара. Военный упал. К нему бросились другие и оттащили его подальше. Писатель только проводил шпринг взглядом и напутствовал:

– Приложите к нему какую-нибудь травку. Или сделайте из него шубу. Еще приветствия? Тогда пусть…

Военные, которые оттаскивали товарища, выскочили вперед и открыли стрельбу. Они приближались, двигаясь осторожными, но быстрыми шагами. Они: двое киримо, один ками, – не сводили с цели взглядов. Но их красные разрывные пули одна за другой проваливались в окоченелую плоть под обрывками мундиров. Трое мертвых стояли недвижно. Ни один даже не покачнулся.

– Детки, мне некогда, – бросил человек на ступенях, глянув куда-то назад. Те, кто заметил это, попытались хоть что-то рассмотреть в угольном полумраке кабины. Но оттуда ничего не появилось.

Мертвые снова показались из вагонов – по-паучьи полезли в выбитые окна, без труда взобрались наверх, побежали по крышам. На траву их спрыгнуло шестеро: четыре солдата, мужчина в форме почтальона, маленький мальчик. Еще четверо – трое детей и серопогонный солдат, – остались сидеть и наблюдать.

У мертвых военных тоже были ружья. Они вскинули их навстречу живым. Офицер с красной прядью скомандовал отступление, но алопогонные не остановились. Мужчина на ступенях с сожалением вздохнул, махнул рукой. Грянули выстрелы. Четверо со стороны поезда остановились. Трое со стороны толпы упали. И снова стало тихо.

– Эй!