День не предвещал Ивану ничего хорошего. В его сны вернулась война, с дымом от драконьих поджогов и разрушенными форпостами. А раз так, спать он не будет вовсе – благо, работы много. Он давно перестал узнавать себя в зеркале из-за тёмных кругов под глазами и отросших, как у бродяги, волос. Но, давясь горьким от крепости кофе, Иван и представить не мог, что вскоре снова увидит призрака.
– Да погоди же, мне нужна твоя помощь, – нагнала его Василиса.
– Как бы не так, – Иван тихо выругался. – Тебе уже ничем не поможешь.
– А вот и нет. Я ищу любые сведения о том, кто пытался меня убить. И раз ты меня видишь, то что-то знаешь.
– Тогда вставай в очередь. Перед тобой три пропавших человека, родственники которых хотят знать, куда они делись. И платят мне за это – я следопыт. А с привидения и получить нечего, только лишнюю мороку.
– Ну, предположим я не привидение, а немного… проклятая ведьма. И если до новой луны узнаю, кто хотел меня убить, буду жива.
– Такие неунывающие призраки мне ещё не попадались.
– Слушай, а может, тот, кто хотел меня убить, связан и с твоими пропавшими?
В городе пропадали люди: студенты-бездельники, забросившие учёбу, девушки в последних приготовлениях к свадьбе, торговцы и мелкие воришки, пекари и домохозяйки. Исчезали средь бела дня, будто и не было. Там, где их видели в последний раз, находили продолговатую бусину из голубого кошачьего глаза. Иван уже обращался в ломбард: украшение хоть и не дорогое, но старинное. Поэтому он заглянул на блошиный рынок навести справки.
– Успешно? – спросила Василиса.
– Продавцы, как один, заверили, что таких бус не продавали. Посмотрим, кто из них завтра побоится выйти к прилавку.
– Завтра – никто. Блошиный рынок открыт только по средам.
– Тогда ждём.
– Нет у меня недели. – Василиса кивнула на исчезающий серп луны.
– А ты как оказалась… такой? У тебя могли быть враги?
– Не знаю. Я целыми днями была в библиотеке. Наш архив не может похвастаться наплывом посетителей. Свободное от библиотеки время проводила с Остапом.
– Что ещё за Остап?
– Вычеркни его из списка подозреваемых. Не он это. Зачем убивать людей, если их можно ругать и обижать?
– Ну, предположим. Но что случилось тогда?
– Поссорились из-за мелочи, Остап прогнал меня. Я шла поплакать на мост.
– Проклятый?
– А на каком ещё плакать? Но я не дошла. Точно, мост!
– Куда ты? Тут дороги нет.
– На этой улице архив. Тут я ориентируюсь с закрытыми глазами.
Они свернули у старого кирпичного здания. Новые бронзовые часы, которые библиотеке подарила крупная типография, гордо блестели в свете фонаря.
*
Дело не спорилось. Луна стала почти прозрачной, а Василиса не знала про своего врага ничего. Как будто это он был невидимым, а не она. У Соболиного моста люди больше не пропадали. Священник хватился своей беременной дочери, но оказалось, что она просто сбежала вместе с возлюбленным бардом.
– Я тоже когда-то был бардом.
После нескольких ложных следов Ивана потянуло на разговоры.
– Ты? Бардом? – от удивления Василиса зевнула.
– После войны не тянет на песни. Ты когда-нибудь пела по заказу призраков? А я пел.
– Жутко, должно быть.
– Есть немного. С тех пор терпеть не могу ни песни, ни призраков.
– Ну, извини.
– Ты бы отдохнула. Толку кружить над городом без плана?
– Мой план – увидеть и узнать. Как я увижу, если сижу сложа руки?
Василиса боялась усталости: она напоминала, что смерть наступает ей на пятки.
*
Василисе казалось, что она – уже и не она вовсе. Другой человек, с незнакомым характером и чувствами.
Прямо перед ней была дверь – плотная, дубовая, с резной ручкой-птицей. Тот, кто выставил Василису из дома, во сне был её отцом. Он говорил ужасные слова, которых прежняя Василиса испугалась бы. Но во сне она держалась невозмутимо. Зачем-то смотрела на отцовскую бороду – длинную, чёрную, с двумя седыми волосками. Девушку переполняла глухая, клокочущая злость.
Небо из голубого стало серым, а из серого – тёмно-синим. Вдалеке затрещали первые раскаты грома. Надвигалась гроза. Все дома, встречавшиеся ей на пути, были закрыты. Василиса долго колотила в ставни – никто не отзывался. Стучалась в одну дверь, другую, третью, потом зашла на постоялый двор. Денег с собой не было. За ночлег предложила бусы, такие переливающиеся, но хозяевам они не понравились.
Ветер пробирал до костей, и Василиса укрылась под мостом. Волны Соболихи упирались в острые носы её ботинок. Куда дальше? В реку? Тут к Василисе пришла чужая, твёрдая решимость: как будто она только что определилась с чем-то важным. Речная вода, которая от дождя должна была прибывать, отступила, открывая песчаное дно с водорослями и моллюсками.
Василиса проснулась на дне Соболихи, вся перепачканная глиной. Петухи кричали о новом дне, бус из кошачьего глаза при ней не было. Она снова была собой.
*
В библиотеке всё шло привычным ходом. Мари встретила подругу своей обычной утренней улыбкой.
– Ты мне снилась, – выпалила Василиса вместо приветствия. – Говорят, друзьям нужно рассказывать о снах.
– Сон был хороший?
– Грустный. – Василисе трудно было подобрать слова. – Мари, зачем?
– Если ты догадалась, то почему спрашиваешь?